Васенька вдруг увидел, как, аккуратно объехав «скорую», к обочине прижался огромный и весь расцвеченный огнями, словно в рекламе кока-колы, грузовик с эмблемой «Мерседес» на радиаторе. Сердце Васеньки застучало, когда в кабине грузовика загорелся свет и веселый большой человек с водительского кресла призывно махнул ему рукой. Васенька почувствовал вдруг необычную легкость и, наконец, поднялся. Он легко открыл дверцу и полез в кабину. Он сразу все понял: Отец приехал за ним! Отец положил теплую сильную руку на Васенькину голову и одними глазами спросил: ну, едем?
Ни милиционер, ни доктор, ни Толстая Дунька, ни даже только что подбежавший, страшно запыхавшийся Димедролыч не видели разноцветного грузовика. Они видели, что Васенька вдруг улыбнулся, легко вздохнул и закрыл глаза.
Грузовик взревел, трубно прогремел клаксоном и, сорвавшись с места, влился в огненный поток проходившей колонны…
В эту секунду душа Васенькина отлетела…
В рай, разумеется.
Когда едешь одной и той же дорогой в пятый и седьмой, и десятый раз, многое перестаешь замечать. То, как нервно оживлены бойцы и офицеры за минуту перед тем как колонна тронется из «отстойника» в сторону Чечни, то, какими взглядами провожают колонну остающиеся, как в полудреме придерживаются за «Зинку» – зенитную установку – бойцы в кузове «Урала», как изрешечены пулевыми дырками дорожные знаки по обочинам. Перестаешь ждать нежданных выстрелов из проплывающего за окном перелеска… Зато начинаешь видеть то, чего не замечал раньше.
В бегущем мимо поселке рядом с разрушенным домом спрятался за высокий забор из красного кирпича роскошный особняк с иномаркой, выглядывающей из-за ворот. И сразу мысли: как же так – война, разруха, а вот такой дворец… На окраине поселка отара овец, и чеченский пацаненок с прутиком в руках провожает с нечитаемым выражением глаз нашу колонну. И другой поворот в дорожных раздумьях: что этот пацаненок вспомнит через десять, через двадцать лет о сегодняшнем дне? Полные тетки в темных платках с сумками и узелками у безымянного перекрестка дожидаются попутного автобуса совсем как где-нибудь у нас в российской картофельной глубинке. Ребятишки гоняют мяч во дворе заново покрашенной школы. На растяжке над дорогой порванный ветром призыв «Все на рефере…» И хочется верить, что мир вот он – в двух шагах.
Но… На горизонте, на фоне сиреневого хребта хищной стрекозой покажется вдруг боевой вертолет, выписывающий над чем-то или над кем-то круги, мелькнет на обочине табличка «Мины», переведешь взгляд на тарахтящий впереди БТР и понимаешь: еще нет, еще всякое может случиться…
Дорога тянется и тянется под вой колонны, взбирается на холмы, петляет по улочкам поселков, взбирается на взорванные, а потом восстановленные горбатые узкие мосты-калеки через Сунжу, через Аргун, через быстрые безымянные речушки.
Путешествие на раздолбанном «Урале» по раздолбанным дорогам, как ни странно настраивает на философский лад. Полуразрушенный дом, сгоревшая легковушка в кювете, брошенное, поросшее бурьяном поле – опять и опять наводит нить мысли на все те же вопросы, на которые почти невозможно ответить. Почему так легко было вывести из состояния покоя целый народ, почему так просто люди взялись за оружие и начали стрелять во вчерашних соседей? Почему так быстро озлобились, пришли в дикое первобытное состояние? И чего добились? И как жить дальше, если обе стороны думают о нанесенных обидах и во всем винят друг друга? А как быть тем, в чьих жилах течёт кровь двух народов?..
В кадре панорама небольшой вертолетной площадки. Два вертолета застыли большими зелеными беременными стрекозами. У края площадки на скамейке сгорбился журналист. Он пишет что-то в свой блокнотик. Часовой у вертолетов с любопытством поглядывает на него, шагая под застывшими винтами.
Голос за кадром:
Что заставляет людей перемещаться по свету? Никто не знает. Снова и снова все новые Ясоны и Одиссеи отчаливают от своих берегов. Отчаливали и будут отчаливать, пока существует хомо сапиенс. Каждый за своим золотым руном надежд, денег, славы, в результате расчета или в порыве безумства, по приказу тоски или гордыни. Все эти причины – правда, но не вся правда.
Какое золотое руно в который раз поманило меня на Кавказ из повседневного спокойствия в надрывающую душу беду? Поехал ли я за новыми ощущениями, чтобы отдраить, отскоблить потускневшее восприятие жизни, за новой философией, которой требовала душа, или позвало меня в этот опасный путь банальное журналистское честолюбие, или всё же вновь и вновь убегаю от самого себя и тайных своих желаний, которых и сам не понимаю, в затаенной надежде встретить отца – не знаю. Сам ли я принял такое решение или неведомый император, разглядев мое дерево зинь, заставил меня отправиться в путь, – не знаю…
Наверное, это формула жизни: «Человечество – вечный странник, который забыл, откуда идет, не знает, куда и его все время мучит вопрос: зачем?»
