Обязательно… Есть!
Подполковник положил трубку и вновь взял первую:
– Горячев звонил, торопил. Ну, давай дальше. Его буквально поливали пулями. Главное было дать колонне уйти. После этого можно уходить самим. Во время коротких пауз между выстрелами Иван слышал, как перекликаются по рации машины, и пытался понять, все ли они миновали зону обстрела. Посмотреть он не мог – для этого нужно было оторваться от пулемета. То, что произошло в следующую секунду, заставило его мысли оборваться: машину страшно тряхнуло, потом еще раз. Какая это ерунда – выбоины на дороге – в сравнении со взрывом гранаты, попавшей в корпус. Он оглох и ослеп, мир превратился в вертящуюся красную пустоту. Машина горела – граната попала в двигатель, БТР стоял на месте. В первую секунду Ивану показалось, что в живых остался он один. Сослуживцы лежали, скорчившись, и не шевелились. В дыму их почти не было видно. Глухо застонал Марченко, очнулся Налоян. Вылезайте. Карпочев с огромным усилием сел. Я прикрою…
Полковник еще раз откашлялся, хлебнул остывшего чая.
– Когда ребята выбрались из машины Иван снова начал стрелять. Перед глазами все плыло, по ноге струилась кровь, форма промокла насквозь, и очертания оврага, в котором залегли боевики, все время раздваивались в глазах. Несколько раз он терял сознание, приходил в себя и опять хватался за пулемет. Пламя охватило почти всю машину, и Иван чувствовал, как постепенно раскаляется корпус бронетранспортера. Боевики окружили машину со всех сторон и безостановочно палили по ней, стараясь оборвать и без того непрочную и короткую жизнь стрелка. Пулемет умолк. Иван огляделся в поисках патронов. Их больше не было. Кольцо бандитов вокруг горящей машины сужалось. Был только один шанс не погибнуть в огне – сдаться в плен. Он принял другое решение: не сдаваться. Подпустив боевиков вплотную к БТР, спецназовец взорвал гранату. Тут поставь многоточие и с новой строки тоже – многоточие. И дальше: в родное село Иван вернулся «грузом-200». Его провожало в последний путь все село, и не раз в этот день звучало слово «герой». Он действительно погиб героем, а теперь получил и почетное звание «Герой России». Посмертно.
Подполковник отодвинул листок, вновь вытер платком лоб, а заодно прошелся и по влажным глазам.
– Заголовок? Давай так: «Главная дорога его жизни». Пойдет? Не забудь десяток экземпляров на родину. Родителям там, в школу… Подпись как обычно – подполковник такой-то, пресс-центр, Ханкала. Как обычно…
В кадре угол казармы: двухъярусная железная кровать, завешенная темным байковым одеялом, шаткий поцарапанный стол, на столе тусклая лампа без плафона и трехлитровая банка с настоявшимся чаем. На стене фотографии из «Плейбоя» – обнаженные девицы. За столом сидит журналист и, время от времени ненадолго задумываясь, что-то пишет в блокноте. Вот он снова остановился, задумался, камера наезжает на его глаза, и становится ясно, что он сейчас не здесь, что он видит совсем не беспечных девушек из журнала, а нечто совсем другое. Слышен гул двигателя БТРа, звук шагов по мелкой щебенке, громкий голос: «Приехали! Сергеев и Васькин выдвигаются к перекрестку, вы двое за дом…» Словно с высоты птичьего полета, мы видим город, потом его часть, улицу, квартал, дом…
