Титус Кроу

сражаться за равновесие. Я отчаянно пытался вернуть свое сознание обратно, в материальную плоть.

Холодный дневной свет ударил по моим испуганным глазам. Сырость от мокрых половиц и кирпичей дымохода коснулась моей спины и ног.

Удивительным образом я очень ослаб, пережив нечто, далекое от физической нагрузки. Наконец я все же заставил себя подняться на ноги и покинуть развалины Блоун-Хауса. Но я никак не мог выбросить из сознания жуткое зрелище — Ктулху, преследующего часы Кроу, этого омерзительного гиганта, затмевающего собой хитро глядящие звезды и темные туманности. Я пошел своей дорогой, подавленный не только угрюмостью ноябрьских небес. Нет, тоска легла мне на плечи тяжкой ношей.

Миновало несколько недель, и эти ужасные нападения стали очень частыми. Каждое из них начиналось без всякого предупреждения, и это было почти невыносимо. Честно говоря, я уже был готов обратиться к врачу, психиатру. А потом, всего за десять дней до Рождества, я получил очень тревожное и поистине поразительное послание. В то утро я довольно долго проспал и обнаружил это письмо. Оно ожидало меня вместе с утренней газетой:

Маршфилд

Уважаемый мистер де Мариньи —

Прошу Вас, будьте дома вечером шестнадцатого. Я заеду Вас навестить. В Лондоне я буду около трех часов пополудни, а встречать меня не надо. Я знаю, где Вас найти. Могу доехать на машине. И пожалуйста, не говорите об этом никому из Фонда. Как вам известно, я также вхожу в эту организацию, как входили и Вы десять лет назад. Пишу об этом только ради того, чтобы заверить Вас в том, что мой визит никоим образом не противоречит нашим с Вами интересам и интересам Фонда — но я хочу поговорить с Вами о Титусе Кроу. А у меня есть подозрение, что он не желал бы распространяться о том, что я собираюсь Вам поведать.

До встречи,

Искренне Ваша,

Элеанора Куорри

P.S. Не разыскивайте меня с помощью телефонной книги. У меня нет телефона. Терпеть не могу эти штуковины.

ЭК

Когда я прочел это загадочное письмо в первый раз, я не понял ровным счетом ничего. Я откровенно не знал, как на это реагировать. Только после торопливого второго прочтения я начал кое-что понимать, а потом на меня словно ушат воды вылили. Шквал эмоций был настолько силен, что мое состояние стало близким к ментальной истерике.

Элеанора Куорри, матушка Куорри. Она была медиумом, чье своевременное письмо предупредило Титуса Кроу о коварной западне, подстроенной БЦК десять лет назад. Именно это письмо заставило нас бежать из Блоун-Хауса и искать спасения внутри страшноватого, инопланетного корпуса огромных старинных напольных часов — этой диковинной машины времени. Я никогда лично не встречался с этой женщиной, но всегда смотрел на ее экстрасенсорную практику с большим сомнением, хотя Кроу, похоже, верил в матушку Куорри безраздельно. И вот она появилась, эта дама, и фактически уже сказала мне, что Титус Кроу жив, и что она, судя по всему, была с ним в контакте, и что содержание их общения предназначалось исключительно для моих ушей!

Ну и что, спрашивается, я должен был об этом думать? Мысли разбегались на все четыре стороны — и при этом без всякой пользы, и управлять ими было невозможно. В голове скопилась уйма вопросов — не имеющих ответов, но требующих внимания. Все это бешено крутилось у меня в голове, и в итоге я был вынужден заставить себя сесть и попытаться обдумать проблему так спокойно, как только это было возможно.

Если Кроу был жив, где он находился теперь, и почему это было окутано тайной? Могло ли это означать, что ему грозила какая-то страшная беда? А может быть, он стал пленником БЦК? Нет, последнее, пожалуй, исключалось. БЦК ни за что не стали бы держать Титуса Кроу в плену. Они просто убили бы его на месте, как только бы им представилась такая возможность. Он был слишком опасен для их планов. Натуральный шип, колющий в бок. Между прочим, столь же опасен для них был и я.

Но только подумать — Титус Кроу жив!

Настроение металось от волнения и радости к диким выводам. Кроу жив! Неужели это могло быть возможно? Неужели мы с ним действительно совершили путешествие во времени, и именно это странствие стало причиной моих потерянных десяти лет? А он? Что же, он затем