разрешает самому доходить.
– Ясно, – сказал Олег и, выдержав паузу, спросил: – Хреново было?
– А ты как думаешь? – не сразу ответил Миша. – Приятного мало.
– Страшно?
Брат снова подумал.
– «Страшно», в данном случае, не совсем подходящее слово. Там как-то не до страха уже. Барахтаешься просто непонятно где, ни хрена не понимаешь, а когда удаётся вынырнуть на секунду, то только и думаешь: скорей бы уж куда-нибудь – туда или сюда.
– Понятно. Что теперь делать собираешься?
– А хрен его знает. Пока вот так.
Олег от нечего делать взял книжку. Она была раскрыта на изображении планеты алкоголика. Олег положил книжку на место.
– С выпивоном, с куревом – всё? На веки вечные?
– Сказали, что да.
– Грустно?
Вместо ответа Миша едва заметно махнул рукой. Он взял с пола литровую банку с водой, отпил из неё немного и поставил на место. Потом посмотрел на свою подушку, стукнул по ней по-старчески пару раз, медленно оторвал от пола ноги и перенёс их на диван, одновременно уронив на подушку голову; затем натянул на себя одеяло и повернулся на бок, лицом к брату, подложив под щёку ладонь.
– Ты извини. Что-то я в последнее время частенько стал подмерзать. Ты лучше о себе что-нибудь расскажи. У меня новости, сам видишь какие.
– Да что о себе… – сказал Олег. – Вот через месяц снова поеду на звёзды глазеть. Как это ты говорил? Телескопами меряться.
Миша едва заметно хмыкнул.
– Куда на этот раз? Опять в Португалию? Или теперь в какую-нибудь Гватемалу?
– Нет, – ответил Олег бодро. – Ты знаешь, на этот раз всего лишь под Рязань.
– Никак и над родиной зажглись приличные светила? – спросил Миша, и лицо его на мгновение осветила хорошая, юношески чистая улыбка. Олег вообще заметил, что на фоне общего упадка в брате странным образом стало проглядывать что-то детское, давно забытое.
– Да нет, – сказал Олег, – светила везде одни и те же. Просто зашуганные все какие-то стали. Порют горячку насчёт инфляции, опасаются лишних расходов. Короче, решили на этот раз без фанатизма, поближе к дому.
– Какие предусмотрительные. Звёздное, значит, небо над головой…
– Да-да, и бухгалтер внутри нас, – закончил Олег Мишину шутку. Как собирался её закончить сам Миша, осталось неизвестным.
– Ты это… – замялся немного Олег. – Через месяц-то оклемаешься более-менее? А то поехали со мной, если хочешь. Грустно на тебя такого смотреть. Долбанутым ты мне больше нравился.
Миша долго глядел застывшим взглядом куда-то в Олегово колено, а потом обратил этот взгляд прямо на него. Олег знал и очень не любил этот взгляд. В этом взгляде Мишины глаза, казалось, переставали служить тем отображением человеческих мыслей и чувств, за которое их прозвали «зеркалом души», и становились просто белыми шарами, торчащими из своих углублений. Весь мир Олега – мир выверенный и прочный – пошатывался при взгляде этих безумных шаров. Всё привычное, само собой разумеющееся являлось в их присутствии безнадёжно странным, и Олег бессознательно стремился поскорее прервать это наваждение.
– Эй, ты чего? – произнёс он те слова, которые и всегда произносил в таких случаях. Они всегда помогали, помогли и теперь.
– Прости, – будто проснулся Миша. – Я слушал тебя. Говоришь, через месяц? Посмотрим. Может, и съезжу. Правда. Если буду в форме… – Он вдруг помассировал сердце. – Слушай, ты там матушку позови. Что-то она на удивление долго таблетку не несёт.
Олег пошёл за мамой. Оказалось, таблетки лежали на подносе с едой.
2
– Ну ты как? – звонил Олег через месяц, в конце августа. – Способен составить компанию? Я про слёт, астрономический. Если ты, конечно, помнишь.
– Помню.
– В таком случае сообщаю порядок действий: выезжаем завтра – там ночуем – послезавтра возвращаемся.
– У меня денег ноль, – сказал Миша.
Видимо, Олег догадывался, что брат заговорит о деньгах.
– А-а, ну тогда ладно, – сказал он с деланным сочувствием. – Тогда оставайся дома, братишка. Всего хорошего, не болей.
– Пока, – сказал Миша, но остался на линии.
– Прекращай балаган, – произнёс Олег серьёзно. – Едешь, нет?
– Надо подумать.
