империи. Недаром Иордан пишет (§ 137), что тот самый день, когда Фритигерн поднял варваров против римских военачальников Лупицина и Максима, «унес с собой как голод готов, так и безопасность римлян». По мнению Иордана, именно Фритигерн создал то опасное положение в Мезии и во Фракии, в силу которого император Валент принужден был спешить из Малой Азии на Балканский полуостров, идя навстречу роковому для империи столкновению с готами под Адрианополем в 378 г. При преемнике Валента Феодосии I (379—395) Фритигерн водил готов в Фессалию, Эпир и Ахайю (§ 140), уйдя далеко на юг от Дуная. Фритигерн сыграл крупную роль в событиях, положивших начало новым отношениям готов с империей и проникновению готов далее на запад. Известия о Фритигерне сохранили все наиболее крупные писатели IV—V вв. (Аммиан Марцеллин, Сократ, Созомен, Зосим, Филосторгий).
405
Алатей (или Алафей) и Сафрак (Alatheus et Safrac; у Аммиана Марцеллина – Saphrax) были «приматами» (primates) и вождями (duces) остроготов; как и Фритигерн у везеготов, они не были «королями» (риксами), но признавались правителями своего племени «вместо королей» («regum vice»). В трудный для остроготов-гревтунгов момент, когда часть их племени спешно отступала на запад, уходя от гуннов, Алафей и Сафрак возглавили именно эту часть (предположительно она состояла из 15—20 тыс. людей. См.: L. Schmidt, S. 258), осуществляя власть от лица малолетнего короля Видериха. Так, по описанию Аммиана Марцеллина, началась политическая деятельность Алафея и Сафрака (Amm. Marc., XXXI, 3, 3). Иордан упомянул их дважды (Get., §§ 134, 140): первый раз, – говоря о готах, уже перешедших на правый берег Дуная, на территорию империи; второй раз – говоря о походе Алафея и Сафрака дальше на запад, когда они привели следовавших за ними остроготов (и часть аланов) в Паннонию. Интересно в связи с этим свидетельство одного редкого эпиграфического памятника – надгробной стихотворной надписи с датой 6 апреля 413 г. из окрестностей Аквилейи (О. Fiebiger, Inschriftensammlung zиr Geschichte der Ostgermanen, № 34). В надписи указывается, что к заслугам умершего – епископа Амантия – относится обращение в истинную веру двух племен и обоих их предводителей («gemini duces»). Имен Алафея и Сафрака надпись не называет, но известно, что Амантий был епископом в Паннонии (в civitas lovia между Мурсой и Петовио) в 379—399 гг., т. е. в то время, когда в Паннонию после битвы при Адрианополе пришли остроготы и аланы под предводительством Алафея и Сафрака. Об этом записали Иордан (Get, § 140) и Зосим (Zos., IV, 34, 2); последний назвал Алафея и Сафрака «гегемонами двух частей, ??? ??????, германских племен». Иордан не сообщил (как это сделал Аммиан), что остроготские военачальники сыграли, по- видимому, немалую, а быть может, и решающую роль в победоносном для готов исходе Адрианопольской битвы 9 августа 378 г. Готская и, частично, аланская конница Алафея и Сафрака прибыла под Адрианополь, когда бой уже завязывался, и, «как молния», обрушилась на врага, сразу ослабив силы римского войска (Amm. Marc., XXXI, 12, 12—17). Ввиду того что всякое свидетельство Аммиана, как современника событий 70—80-х годов IV в., принимается за достоверное, многие сообщения Иордана считаются некоторыми учеными неточными и иногда даже вымышленными из-за того отчасти, что расходятся с сообщениями Аммиана (см., например, L. Schmidt, S. 253, 257). Именно то, что говорится у Иордана о судьбах остроготов после смерти Германариха, когда началась довольно заметная в истории этого племени деятельность Алафея и Сафрака, едва ли вызывает обоснованное сомнение (ср. прим. 609—614).
406
Лупицин и Максим – римские военачальники, испытанные в войнах с варварскими племенами. По-видимому, именно этот Лупицин воевал с аламаннами, затем – в чине трибуна – стоял на границе империи в такой важной для борьбы с варварами провинции, как Нижняя Паннония. У Иордана он выступает уже как начальник более крупного войскового подразделения во Фракии, где наряду с ним стоит и другой военачальник, Максим. У Аммиана (Amm. Marc., XXXI, 4, 9) Лупицин назван «per Thracias comes», а Максим – «per Thracias dux»). Однако тот же автор, невзирая на эти высокие военные чины, двумя словами дает уничтожающую характеристику обоим полководцам: Лупицин и Максим были «homines maculosi» – люди с запятнанной репутацией.
Из рассказов как Аммиана, так и Иордана ярко выступает преступная деятельность представителей империи по отношению к варварам. Описания обоих авторов звучат резким осуждением римских военачальников, которые воспользовались голодом готов. Аммиан пишет, что они «измыслили постыдное дело и, по ненасытности своей, набрав откуда только было можно собак, давали их (по одной) за каждого раба» (Ibid., XXXI, 4, 11), а Иордан прибавляет в своей, иной по форме, версии, что то, чем торговали «побуждаемые алчностью» оба вождя римлян, представляло собой «дохлятину» («morticina») не только собачью, но и других «нечистых животных». Происходила мена на ценную утварь, на рабов и, наконец, на детей голодающих. Лупицин, учитывая большой авторитет Фритигерна среди везеготов, сделал безуспешную попытку убить его, чем вызвал настоящее восстание среди голодных и неустроенных федератов. По сообщению Аммиана Марцеллина (Ibid., XXXI, 5, 8—9), все везеготы (тервинги, «Thervingorum natio omnis») поднялись на бой и в девяти милях от Маркианополя наголову разбили римлян. Эта победа готов была прелюдией к разгрому войск империи под Адрианополем.
407
Здесь у Иордана мелькнуло воспоминание о стихе из «Энеиды» Вергилия: «qui non mortalia pectora cogis, auri sacra fames» (Aen., III, 56—57). У Иордана: «quid non auri sacra fames compellit adquiescere?»
408
Иордан, вероятно, употребил слово «побежденный» («victus») в ироническом смысле: будто бы купца, не собиравшегося скупать сыновей у голодающих готов, «одолела» всеобщая нужда в хлебе, и он, «побежденный» стремлением готов продавать детей, стал их покупать.
409
Regulus, о котором было сказано, что он не был королем (rex), но совместно с другими князьками правил племенем вместо королей, «regum vice» (ср. Get., § 134 и прим. 405).
410
«Illa namque dies Gothorum famem Romanorumque securitatem ademit»: так предсказываются катастрофические последствия столкновения Восточной Римской империи с варварами в 378 г. Принадлежат ли эти слова Иордану? Ввиду отсутствия главного источника его труда – сочинения Кассиодора, никогда нельзя с уверенностью приписать Иордану ни одного удачного выражения в его тексте. Однако, если мысль о поворотном моменте в истории взаимоотношений между империей и готами и принадлежит Кассиодору, то Иордану делает честь умение отобрать подобные обобщающие заключения.
411
Possessores – термин, обозначающий не только крупных землевладельцев, но и свободных собственников мелких земельных участков. Положение, обрисованное Иорданом, свидетельствует о том, что готы стали «как [римские] граждане и господа („ut cives et domini“) повелевать земледельцами», т. е. собирать для себя продовольствие с местного населения.
412
Под «северными областями» («partes septentrionales») подразумеваются все северные области империи, находившиеся к югу от Дуная, что и поясняется словами: «вплоть до Дану6ия» – «usque ad Danubium» (с точки зрения человека, смотрящего с юга, из Константинополя или из Италии). Во времена Иордана области по ту сторону Дуная, к северу от этого рубежа империи, были бесповоротно заняты варварскими племенами.
413
Знаменитая битва 9 августа 378 г. под Адрианополем, в которой готы разгромили войска императора Валента. Сочинение Аммиана Марцеллина заканчивается, в последней своей книге, подробнейшим описанием Адрианопольской битвы (Amm. Marc., XXXI, 12—16). В «Getica» Иордан только один раз упоминает об Адрианополе, хотя с его именем связано крупное событие эпохи – решающая победа варваров над империей. В «Romana» Иордан отметил, что Адрианополь прежде назывался Ускудама; это подтверждается и свидетельством Аммиана Марцеллина (Amm. Marc., XIV, 11, 15 и XXVII, 4, 12).
414
Это место свидетельствует, что во время составления своего труда Иордан, конечно, был «православным» и резко враждебно настроенным в отношении еретиков-ариан. Их учение он называет «лжеучением», «вероломством» («perfidia») в противоположность истинной вере («vera fides»), а «горение
