– Далеко не разбредайтесь, – напутственно сказал Николаич, разогревая двигатель. – При снегопаде здесь заблудиться можно в два счета.
Витька подмывало спросить, встречаются ли тут люди? Какие-нибудь сумасшедшие охотники, любители заброшек или еще кто. Дорога к поселку была хреновая, но вполне проходимая – если не на легковушке ехать, конечно. Иначе откуда этот гудок? Возникло подзабытое в армейке чувство азарта. Вот так бы самому смотаться туда, в замороженный совдеп. Поглазеть.
– Вернусь через день-два, – продолжил Николаич. – Прикину пока пару вариантов для вас, разузнаю, что в части творится. Вас искать будут, но не так далеко, конечно. Хотя сильно на улице не светитесь, мало ли что.
Задать вопрос Витек так и не решился – Николаич махнул рукой на прощанье и был таков.
Когда огни «уазика» растворились в темноте, Витек с Сашкой вернулись в котельную. У буржуйки копошился Толик. Он уже развел огонь, накидал угля и поддал жару.
В комнате сразу стало как-то по-домашнему уютно. На поддоне печи шкварчали консервы, в маленькой кастрюле булькали пельмени. Акоп нарезал колбасы, хлеба и разлил по кружкам настойку, которую прихватил из ларька Николаич.
Есть хотелось страшно, будто неделю голодали.
– Сервис так себе, но вообще кафешка неплохая, – сказал Сашка, уплетая бутерброд.
– Слышь, язва. Чтоб у тебя язва открылась. Сервис тебе в задницу.
Погоготали с набитыми ртами и выпили. Настойка пошла хорошо, мягко. Она грела не столько тело, сколько душу. В уютной обстановке отступили проблемы. О них обязательно стоило поговорить, но чуть позже. Всем требовалась передышка.
Где-то за стеной монотонно гудел генератор. К шуму быстро привыкли. Уголь в буржуйке накалился, разливая по комнате дрожащий темно-бордовой свет.
После ужина бросили жребий и определили, что вип-места на диване достаются Витьку и Толику. Сашка, побурчав про холопские лежанки, постелил на пол пенку и бросил сверху спальник с бушлатом. А вот Акоп в знак протеста влез на диван, мол, вы же все равно пока не спите. Он подключил видик к телевизору и даже нашел в коробке среди книг и старых фотоальбомов несколько кассет. Вытянув ноги и врубив какой-то фильм, сытый и слегка захмелевший Акоп выглядел по-детски счастливым.
Туалет организовали на улице. Витек хотел быстро сделать свои дела и нырнуть обратно в тепло, но небо не позволило. Над округой пылало ослепительное зарево. Витька всегда завораживало северное сияние, эти инопланетные переливы цветов, космическая радуга. Волшебные фонари, которые зажигали невидимые людям великаны.
Вдалеке будто росли из-под снега остовы заброшенных многоэтажек, упирались в дрожащее красками небо. Отсюда можно было, хоть и с трудом, разглядеть черные провалы окон и усеянные антеннами-иглами крыши. Еще больше захотелось рвануть в поселок. Как в любимом «Сталкере». Разжечь костерок из оконных рам, греться и травить байки другим таким же случайным путникам.
С трубы у стены шумно сползла морозная корка. Витек вздрогнул, повернув голову. На мгновение показалось, что труба шевелится, медленно вползая в здание котельной. Металлическая обшивка с кольцами блестела под магическим светом неба, точно змеиная кожа. Тени не двигались.
Витек закрыл дверь и только теперь разглядел ее как следует. Не дверь даже, а целая воротина. Изнутри в нее врезали три массивных засова.
– И я заметил, – сказал Толик из-за спины. – Видимо, на случай нападения зомби.
Он улыбнулся, но по лицу было видно: его это тоже тревожит. И не только это. В казарме, как правило, трещотка висела у него на шее или над койкой, теперь же Толик не выпускал ее из рук. На вид это была довольно страшная штуковина: два ряда потрескавшихся роговых пластинок, исписанных какими-то символами. Костяной хвост змеи, который вот-вот дернется. Одним словом – мерзость.
– Может, росомахи? – предположил Витек. Все они слышали байки о гигантских росомахах, которые бродили по сопкам и поджидали заблудившихся путников.
– Может. Пойдем, покажу кое-что.
Они заглянули в дежурку и взяли фонарь. Акоп, забравшись под одеяло, беззаботно смотрел кино. На мутном черно-белом экране вертолет преследовал бегущую по снегу собаку. Сашка пристраивал на печь жестяной чайник.
Шагнув в коридор, где в свете единственной на весь пролет лампы ворочались клубы потревоженной пыли, Витек замер. В темноте чудилось, что труб слишком много, будто котельная целиком соткана из них, будто это бесконечные жилы, кровеносные сосуды неведомого существа, которое дремлет в своем замороженном склепе. И которое не следует будить.
– Нам дальше, к складу, – сказал Толик, включая фонарь.
Они шли вдоль труб. Казалось, котельная давно должна была закончиться, но темнота рождала новые и новые повороты. Законсервированные кладовки, заваленные хламом проходы, пустые плафоны под потолком, щербатый кафель на стенах. Воображение подхлестывало. Витек понял, что напряженно ждет, когда же в пятно фонарного света выскочит какая-нибудь мертвецкая тварь или трехголовая псина с окровавленной пастью.
За очередным поворотом им открылось помещение с перевернутой тележкой. Под ногами захрустели куски оледенелого угля, «орешка».
– Запас такой, – заговорил Толик, – что можно пару зим протянуть.
