– Ирка скурвилась совсем, как с города вернулась. Пьеть, что свинья, и с кобелем своим по углам бродить. Говорять, к Ритке, пока та в город ездила, в дом залезли, – сказал Унук.
Роман промолчал.
– Еще лиса к нам повадилась, куры пропадають, а вы даже без собаки, точно пожреть, – Унук поскреб недельную щетину и опрокинул стакан.
– Да, лиса – погано.
– И не говори. Женка ожила, смотрю…
– Она сильная, – ответил Роман, – сильная. Худо ей было, в голове туман. Как Ирка припиралась, так хуже только делала. Воспитали дочь…
На этих словах на крыльцо вышла Тамара. Как не вовремя.
– Не дочь она мне! У меня другая дочь теперь, а эта лярва поганая давно ей быть перестала.
Роман вздохнул, щелчком пальцев отправил бычок в полет.
– Да, милая, конечно.
Тома фыркнула, точно недовольная лошадь, и ушла обратно в дом.
Унук хихикнул.
– А уши греть плохо, Том! Лан, Евгенич, пойду. Не болейте.
Забрал бутылку с остатками пойла и похромал прочь.
Неспешно опустились сумерки.
Тома деловито прошествовала мимо мужа, неся в руках кастрюлю с объедками. Позвала Марьяну.
Существо выползло из погреба, вскинуло голову наверх и тихонько завыло.
– Не рано еще? Вдруг кто увидит? Да Унук только уехал, кабы вернется?
Старуха шикнула на мужа и начала кормить существо. Нечисть ела с неохотой. Еда не нравилась.
Лиса завелась, ага. Главное, своих кур не ест. Умная тварь, значит. И быстрая.
– Я завтра до деревни, – вдруг сказал Роман, – у Лопатиных закупаться. Унук заедет с утра. Поехали со мной?
Тома повернулась к мужу, на губах улыбка. На сердце Романа потеплело.
– Да. Давненько не прогуливалась. Только… Я эту лярву видеть не хочу.
– Не увидишь. Она с утра с похмелья страдает небось. Похмелье?! Слабая девка, не в нас пошла.
Тома рассмеялась и погладила чудище по голове.
– А с Марьяной что?
– Ничего, она днями спит. Тварь ночная.
– Не надо так на нее! Хорошо, поедем.
На том и порешили.
Выехали рано. В ржавом драндулете Унука пахло бензином и нагретым кожзамом.
В багажник загрузили мясо, куриные яйца Роман взял в салон.
Тома тряслась на заднем сиденье, глядя в окно с выражением ребенка, впервые увидавшего море.
Летом Роман к Лопатиным обычно ездил один раз в месяц, купить необходимые вещи, что на огороде не вырастить и в лесу не добыть. Еды в основном и с хозяйства хватало. Лишний раз путешествовать до деревни не хотелось. Жизнь одиночки полностью устраивала Романа, хватало компании Томы.
Скоро показалась деревня. Унук остановил машину у двухэтажного дома. Первый этаж был переделан под магазин, а на втором жили сами хозяева – чета Лопатиных.
В помещении жужжал настоящий кондиционер.
Рита Лопатина, тучная женщина в белой майке, сидела за прилавком, курила, читая «Комсомолку». Из старенького радио хрипел Лепс. Увидев Романа с женой, Рита медленно встала, комната сразу в размерах уменьшилась.
– Ничего не продам и не возьму, разворачивайся!
Роман вздохнул.
Рита стукнула кулаком по прилавку, стекло задребезжало.
– Знаешь, что твоя паскудина учудила?! Разворачивайся!
– Рит…
– Не риткай! Я ей в долг бутылку отказалась дать, так она, сука такая, узнала, когда я с Жекой в город еду, во двор мимо собак проскользнула, жалко не погрызли тварь, и насрала мне в беседке. Насрала! После всего, что я для нее делала! В замке дрянь копалась. Я уж ей волосы подрала. К ментам пойду! Я…
– Не ори, – перебила Тома, – она не наша дочь. Лучше бы в городе и пропала.
