ментам не рассказали. Боялись. А ведь, идиотка, могла тихо дома придушить. Потом только поняла, что теперь не расскажут, ведь сами копать помогали, ха… Вот и полезла причитающиеся за работу брать. Слышал небось? Доволен?! Ты не только мою жизнь сломал, но и…
Старик схватил дочь за плечи и толкнул на кровать. С размаху отвесил пощечину.
– Где вы закопали? Где?!
Ира прикрыла лицо руками.
– Да я тебе помню…
– Где?!
– У горелого пня! В лесу! Что, ментам позвонишь? Лопатина тоже грозилась. Звони! Всем похер! Ее не существует! У девки даже свидетельства о рождении нету! Никто искать не будет! Не существовало ее никогда.
– Что же ты, сука, натворила…
В комнату вошел хахаль Иры, звеня авоськой.
– О, какие люди. Ты нам свойского, что ли, принес, гы? А чо с теликом?
В глазах Романа потемнело, старик схватил со стола бутылку и кинулся на любовника дочери. Получил удар в лицо, мелькнула белая вспышка, как из фотоаппарата, и комната закружилась. Старик упал. Из легких вышибло воздух.
– О, а батяня у тебя боевой, гы.
Хахаль прошел мимо упавшего старика и сел рядом с Ирой. Роман, опираясь на стену, встал. Из носа хлестала кровь, заливала футболку. Тяжело ступая, старик двинул к выходу.
Жара немного спала, небо заволокли тучи, а потом влил холодный, тяжелый дождь. Вода струилась по лицу старика, смешивалась с кровью.
Роман снова пошел в обход. Снова закололо сердце. Старик сел в траву и заплакал. Небо проливало воду. Небу до Романа не было дела.
Уже подходя к дому, старик понял: случилось что-то плохое. Марьяна делов опять наворотила. Роман ускорил шаг и подошел к поваленному забору. В доме выбито окно. Старик влетел по ступеням.
В коридоре стоял Унук. Глаза испуганные, руки трясутся.
– Евгенич…
– Где Тома?!
– Евгенич, сядь, пожалуйста, сядь.
Унук хотел схватить старика за руку, но тот оказался проворнее, оттолкнул приятеля и вбежал в спальню.
Тома лежала на кровати. Седые волосы местами слиплись. Из-под головы на подушку натекла лужица крови. Совсем небольшая. Роман подскочил к жене.
Это же хороший знак, что крови мало?! Хороший?!
– Евгенич… Я хотел их…
Старик дотронулся до шеи Томы. Кожа холодная. Пульса нет.
– Не стой! Едь в деревню! В скорую звони! Ментам! Не стой! Не стоооой!
Роман заорал. Крик быстро перешел в хрип. Старик приподнял голову жены. Крови стало больше.
Унук замер у входа в спальню.
– Кто?! Кто?! – закричал Роман.
– Евгенич, успокойся. Мы сейчас сразу в облотдел поедем, в отдел, только успокойся.
– Кто?!
Унук грязным рукавом утер пот со лба и затараторил.
– У тебя харя расквашена… Ты не на них нарвался? Лопатина людей собрала, Риткиной снохи дети вчера у вашего дома гуляли, прибежали испуганные, про чудище говорили. Что Томка на них тварину натравила, говорили. На мобилу сфоткали, сняли, черть их разберет. Ритка людей собрала. Я им говорю, херню несете, какой век на дворе, а они словно с катушек съехали. В телефон позыркали и обезумели. Пришли, забор сломали, стали камнями бросать, один камень в окно попал. Я их остановить хотел, а они, больные, чуть меня не разорвали. Томка на порог вышла. И как начала их взбучивать. Притихли вроде. Женка твоя развернулась, в дом уходить, а ей камень в затылок и прилетит. Вроде выродок Лопатинский кинул. Не уверен. Она ничего вродь, в дом зашла. Толпа разбежалась, а я к Томке сразу. Она на кровати лежить, доковыляла, стало быть. И уже не дышит. Мы их накажем, Евгенич, в облцентр сразу давай… Евгенич, Евгенич.
В голове прояснилось. Старик встал, утер кулаком слезы. Поцеловал жену в лоб, накрыл одеялом. Обошел кровать, достал из-под подушки спрятанную иконку, разорвал на мелкие клочки и бросил под ноги.
Роман вышел из спальни, Унук топал сзади.
– Я все видел, им капец, дам свидетельства, у Лопатиных еще дела мутные в магазине, они ментов боятся…
