– …поэтому вопроса в том, что я – это я, быть не может.
Он потянулся и положил обе руки ей на плечи. Она отбросила их, будто ядовитых змей.
– Не трогай меня. Я не твоя жена. Я вдова. – Ее глаза широко раскрылись, затем она грубо рассмеялась. – Ты даже не тот Питер, который убил мою сестру и спрятал тело. Ты даже не существовал, когда это случилось.
– Технически это правда. Но ты ошибаешься. Я сделал это. Мне до сих пор снятся кошмары.
Она выглядела так же, как и на похоронах Изабеллы, – ошеломленной. Убитой горем.
– Я влюбилась в Питера, потому что он был таким милым, таким честным. – Она вытерла нос ладонью. – Теперь я стою на своем заднем дворе и слушаю о телах, сложенных в подвалах.
Она взялась за живот.
– Боже, у меня болит живот. Это кошмар? Пожалуйста, пусть это будет кошмар.
Питер еще раз потянулся и взял ее за плечо, пытаясь успокоить. И снова Мелисса оттолкнула его.
–
– Мелисса, это
Мелисса подняла руку в знак предупреждения, по щекам катились слезы.
– Уходи.
Он вышел через ворота и, подойдя к своей машине, сел на дорогу. Он дрожал. Он все делал неправильно, делал неправильный выбор на каждом шагу. Мысль о том, чтобы прямо сейчас провести хотя бы одну ночь без Мелиссы, была невыносимой. Во всем, что происходило, во всем этом напряжении и страхе Мелисса помогала ему не сойти с ума.
Единственным местом, куда ему пришло в голову отправиться, была квартира Гарри.
Фоллер глядел, как белая рубашка Бури трепыхается на ветру. Он хотел верить, что женщиной на фотографии была именно она, но, как говорила сама Буря, глупо притворяться, что это не могут быть или бедная Эмили, или Сюзанна. Кто же знает? Возможно, есть еще несколько Бурь.
С каждым часом его беспокойство становилось все сильнее, до тех пор, пока он не смог шевелиться и управлять своим движением в воздухе.
Они говорили очень мало. Фоллеру казалось, что он вернулся в мастерскую Укуса Змеи, только вместо слов «Передай мне этот молоток» были другие слова: «Хочешь ягод?» Фоллер был рад. Болтовня нарушала гармонию и вытаскивала его из того блаженного места, в котором он сейчас находился и замирал, неспешно размышляя.
Ему нравилось наблюдать, как падает Буря: ее связанные в хвост волосы развевались по ветру. Он спрашивал себя, зла ли она на него до сих пор за то, что он выдернул ее из родного мира.
Ему вдруг пришло в голову, что он так и не извинился за то, что принял тогда решение за нее. Он оправдывал, защищал себя, но не извинился, и, если говорить по справедливости, Буря сама должна была решать. Даже если бы остаться там означало смерть.
Фоллер приблизился к Буре.
– Прости меня! – крикнул он. – Я не знаю, почему пытался оправдать то, что сделал. Все, что я могу сказать, это…
У него возникло желание добавить, что он сделал это только потому, что очень переживал за нее, но это было бы еще просто одним оправданием.
– Все, что я могу сказать… прости меня.
Выражение лица Бури смягчилось.
– И ты меня прости.
Фоллер нахмурился.
– За что?
Она протянула руку. Фоллер взял ее, и они приблизились друг к другу настолько, что не нужно было кричать.
– Я позволила тебе думать, что я мертва.
Фоллер покачал головой.
– Всего на мгновение.
– Только потому, что ты понял. Я собиралась сказать тебе, что это я, как только бы мы остались наедине.
Фоллер кивнул.
– А я клянусь тебе, что то, что я сделал, не было преднамеренным. Я сделал это не обдумывая. Иногда я импульсивен. И это создает мне проблемы.
– Типа упасть со своего мира? Такие проблемы?
– Да, что-то в этом роде.
Они пролетели через огромное облако, намного большее в высоту, чем в ширину, и, насквозь промокшие, увидели розово-персиковый закат.
– Ты скучаешь по Мунларку? – спросил Фоллер.