практичная, но еще не до конца разучившаяся верить в любовь. И эта женщина разглядывала красавчика, усмехаясь: что я такого тут не видела?
Вот только того, кто стоял напротив, тоже было не смутить. Он, поняв, что и я заливаться румянцем не собираюсь, выдохнул:
— С нашей последней встречи ты изменилась. Теперь хотя бы не такая пресная и глупо-наивная.
— Раз уж ты сравнил меня с пресным тестом, то можно сказать, что я еще — как и опара. Ты меня помял — а я подошла и раздалась благодаря твоим стараниям. — Я бесцеремонно оттеснила Эрвина плечом и вошла в комнату.
Две кровати, одна из которых убрана, а на второй — симпатичная малышка. Блондинка с пышной грудью, которую она не слишком старательно (так, чтобы мужской взор мог оценить и наигранную стыдливость, и приятную округлость полушарий с ложбинкой) прикрывала одеялом. В полумраке свечей ее сливочная кожа казалась весьма соблазнительной. Хоть сейчас для фото на глянец «Плейбоя». Татуировка на шее — значит, адептка.
— Что за… — начала она.
Я же не обратила на нее никакого внимания, а с радостным:
— Нормальная кровать! — подошла ко второму ложу.
Потом деловито сняла ботинки, стянула покрывало и легла на матрас, замотавшись в одеяло, как в кокон.
В комнате повисла тишина.
— Да вы, ребята, не стесняйтесь, продолжайте. Я тут посплю малость…
Эх, наивно я полагала, что на меня не обратят внимания. Эрвин содрал с меня одеяло.
— Быстро встала и ушла! — отчеканил он.
— Прогонишь мать своего ребенка? — парировала я.
— Какого, к утопленникам, ребенка?
— Обыкновенного. Который появляется, когда мужчина погружает в женщину семенную жидкость… — начала я занудным тоном нашего лектора по анализу и аудиту. — Кстати, вам, милая, — я обернулась к девушке, — я бы тоже рекомендовала после этой ночи посетить лекаря. А то, знаете ли, беременность, интимные болезни… Я, например, после одной ночи с ним, — кивок в сторону начавшего не на шутку злиться адепта, — лечилась.
— Видимо, в клинике душевнобольных, — не остался в долгу блондин, у которого ночь любви накрылась медным тазом.
Но мои слова уже попали на благодатную почву, потому как девица вскочила, откинув одеяло и отринув уже ненужную скромность, залепила пощечину своему, надо полагать, уже экс-бойфренду и начала спешно натягивать рубашку и штаны, бормоча под нос:
— Подлец! А уверял, что у него руна от внебрачных детей есть… Зараза с усохшим корнем!
— Милена, подожди!.. — Эрвин попытался остановить кхм… девушку, но полюбовница оказалась не только проворной, но и горячей штучкой.
В прямом смысле слова горячей: на ее руке загорелся фаербол.
Когда дверь за красоткой захлопнулась, на меня уставились в упор. Словно расстрелять хотели. Причем дважды.
— Ну? — многообещающе начал он.
Я же, выдохнув, признала:
— Согласна, не самая лучшая идея — вломиться к тебе, но мне банально негде переночевать.
Меня все еще сверлили взглядом, словно размышляя, свернуть шею сейчас или еще подождать. Но вот то, что прозвучало дальше… не думала, что он начнет с этого. Хотя нет. Я не думала, что он вот так просто заговорит. Слишком много злости чувствовалось сейчас в этом мужчине. Оттого, едва прозвучал его вопрос, я мысленно с облегчением вздохнула: если заговорил, значит, пусть неосознанно, но готов к мировой.
— Ты правда беременна от меня?
Нервно сглотнула. И решила начать издалека.
— Слушай, то, что было между нами, — недоразумение. Оно уже в прошлом, — начала с покаяния, которое бальзамом должно было пролиться на пострадавшее мужское самолюбие. — И сейчас я прекрасно понимаю, что было ошибкой полагать, что у меня есть шансы…
Я старалась говорить окольными фразами, все же дневниковые откровения Рей — не личные воспоминания. Вероятность осечки велика.
— Ты из породы тех хранителей домашнего очага, кто умудряется своей кочергой ворошить одновременно еще пару костров. Так что можешь в плане женитьбы быть спокоен. Я свою ошибку поняла и осознала…
— Ты не ответила на мой вопрос: чей у тебя ребенок.
— Ничей, — сдалась я. — Энжи, вылезай.
Иногда лучшее оружие — это честность. Нагая, обезоруживающая честность с крысиной мордой, которая готова защищать свою хозяйку и грызть противников до последнего резца.
— И ты… — Эрвин начал приближаться, грозя нависнуть над маленькой мной.
В воздухе прямо-таки звучало «посмела». Оттого я поспешно решила сменить русло недосказанной мысли:
— …и я пришла к единственному человеку, которого знаю во всем городе. А что мне оставалось делать, если ворота академии закрыты?
— Они не выпускают лишь тех, кто не завершил обучение, — тоном «это не про тебя» возразил Эрвин и осекся. — Ты поступила? Тогда тебе должны
