Если выпало бежать, да еще бежать с преследователями, будь внимательнее. И просто беги. Даже если скользишь, как та самая корова…
Ноги разъезжаются? Не беда, просто ставь их тверже. Береги дыхание, смотри по сторонам, держи ствол заряженным. Все просто. Ведь врагам наплевать на осторожность, и это плюс. Главное – просто успеть выстрелить. Всадить заряд в голову, чтобы наверняка.
Ноги несли беглецов. Воющий и рыкающий ужас подгонял. Село ожило. Если можно сказать именно так. Старое, бедное, выжившее в Войну и обреченное сейчас, оно рвалось за тройкой живых нормальных людей. А тех спасали лишь ноги и надежда. Ну и немного – порох со свинцом.
Мимо черной зеркальной змеи Кинеля, бегущего по своим делам. Мимо моста над рекой. Мимо храма, старого, но стоявшего. На мелькающую в такт бегу серую громаду полуразрушенного элеватора. К железнодорожным путям. То ли к спасению, то ли к отложенной смерти.
Уколова начала стрелять. Может, и зря, но Азамат ее не судил. У дома сбоку, рыкнув, калитку выломали сразу три ублюдка. Ублюдошных ублюдка с уже начавшими гнить рожами, сплошь измазанными бурым. А стреляла старлей своими подживающими пальцами, как в тире.
Двадцать-два! Передний, крепкий юнец, кубарем покатился под ноги следующим, заработав точнехонько в лобец.
Двадцать-два! Прям как на стрельбище, так же спокойно, Женя садила короткими, в два патрона, уложив второго утырка, радостно ревевшего при виде удирающего мяса.
Двадцать-два! Бывает на старуху проруха, старлей – не снайпер, АК – не винтарь с прицелом, пусть бы и ПСО… Мажет.
– Меняемся. Прямо, не сворачивая! – Азамат остановил Дашу, махнулся с Уколовой местами. Взвел курки обреза.
Третий, жирный, как барсук, заляпанный по армейскому бушлату чем-то совершенно мерзким, перекатывался колобком. Видать, мозги не у всех ссыхаются, что-то там есть. Живые, значит, зараза какая-то просто. Вряд ли мертвый толстяк додумался бы опасаться ствола. А раз так…
– Азамат! – взвизгнула Даша. – Справа!
Пятак!
Хлипкие жерди, огораживающие развалюху с провалившейся крышей, хрустко ломались. Из-за них, сопя, брызгая слюной и подвывая, лез еще пяток страхолюдин, мало похожих на людей.
Делая выбор в бою – не ошибись. Торопись не спеша, парень, говаривал прапорщик Семенов. И добавлял, скаля оставшиеся кабаньи клыки и пустые десны спереди: спешка хороша при ловле блох. И мандавошек.
Азамат оскалился не хуже Семенова или вон того утырка, совершенно безумно щелкавшего зубами и крушившего заборчик. Прям не рот, мать его, а камнедробилка. Шиш вам, упыри, дядя Азамат сегодня зол и страшен.
Мясоед-колобок уже почти подкатился к нему. Забор почти рухнул. Почти…
Не торопись, братишка. Выверяй и просчитывай наперед. Это как шахматы. Или очко. Только интереснее, ставки куда больше. Твоя жизнь… да и не только твоя.
Дах!
Первый патрон справился с полненьким любителем человечинки. Перебил ему ногу в колене, правую, бросил как раз к разлетающимся жердинам. На фига? А вот так, товарищ прапорщик, гордитесь курсантом.
Колобок дальше не побежит. Живой ты, воскресший или сразу родившийся мертвяком, фиолетово… когда ноги нету ниже колена. А еще бешеный жирный проглот сейчас свалился как раз на пути сотоварищей из-за уже падающей ограды. И вот тут…
Дах!!
Вторым стволом – в голову зубастого живчика, стартанувшего к теплому мясцу, вооруженному обрезом. Получи, оглоед, боло, срезавшее половину башки… И падай, падай, гнида… Лети назад, сбивая остальных. Вот так, валяйтесь, выбирайтесь, ломайте друг друга, желая пожрать.
АК Уколовой трещал впереди. Азамат пробежал уже по совсем мертвым теткам в стареньких пальтишках. Не смотрел, не запоминал мелочей. Нельзя. После Беды всякое случалось, а человек внутри страдал, рвалась душа, не желающая мириться с творившимся. И поди, убеди-ка ее не думать о погибших женщинах, убитых женщиной ради жизни – своей и совсем молоденькой женщины. Да даже и его, мужика-сволочи, убивца с таким хвостом забранных жизней за спиной…
Впереди, совсем близко, виднелись серые и кривые, черт пойми как державшиеся, столбы железки. Почти добрались, почти… Если есть куда добираться. Но не объяснять же девчонкам простую вещь: воевать с надеждой куда проще, чем без нее.
Холодило все сильнее. Снег, падающий какое-то время незаметно, попер гуще. Не снег, даже не снежище… Нет.
Азамат сам не понял, когда крохотные искрящиеся льдинки превратились в легкие белые хлопья, а те, не успел он моргнуть, мутировали в липкую стену, растущую на глазах. Черная небесная сука рожала все быстрее. Акушер-ветер старался, помогал, хлеща холодными плетьми, распарывая клубящуюся брюшину бури.
Позади справились… Выли, неслись за ними, как ошпаренные… Или как легавые, погнавшие зайца. Зайцем Азамат становиться не хотел.
Заскрежетало особенно сильно. Стоявший на перекрестке «уазик»-«буханка», ржавый и сжавшийся внутрь, дергался… Азамат, смотря на него, остановился. Торопливо перезарядил, прикидывая – чего ожидать?! Не может же машина стать… существом с руками и ногами. Это ж бред…
Стекло, чудом сохранившееся, отлетело от удара изнутри. Взревело, наружу полезло что-то огромное, заросшее длинными волосами и бородищей.
