Лишь бы не разбудить уснувших черным сном. Уйти дальше, пусть там страшнее, уйти. Сотни рыбьих холодных глаз впиваются со стен. Тянут к себе и не дают сделать ни шагу. Стой, иди к нам, стой, сюда-сюда, стой, ближе, ближе, девочка, стой, ко мне, ко мне, стой, замри, двигай сюда, девка, стой, наша- наша-наша-наша-а-а…
Бледный подросток в узком мундирчике тянет полупрозрачные руки. Кроха с куклой в переднике и в чепчике шипит и скалит длинные крючки на щуку во рту. Старик-советник шевелит беззубой челюстью, блестит двумя длинными желтыми древними клыками. Гувернантка, опираясь на навсегда грустных воспитанников, скрипит отросшими когтями свободной ладони. Все и каждый, любая и скопом, рвутся к крохотному живому огоньку в их кирпичном погосте. К нам, к нам, ко мне, ко мне, идидидидидиди…
Бам-бам-бам!!!
Грохот и звон из угла.
Череп луны отражается в стеклянной дверце высоченных часов.
Хрустит маятник в своей незатихающей качке – на века и до скончания века.
Бам-бам-бам!!!
Полночь вырастает дрожащей тенью.
Полночь хрустит половицами второго этажа.
Полночь шагает вперед и вниз к трепещущему горячему блюду.
Бам-бам-бам!!!
Вместо кукушки – лишь блестящий гнилью нетопырь.
Вместо стрелок на круглом и радостном циферблате бегут острые спицы.
Вместо цифр потрескивают панцирями и шевелят сухими крыльями синие жуки.
Бам-бам-бам!!!
Серебро луны скользит по стенам.
Серебро луны патиной набегает на медные и стальные потроха часов.
Серебро луны превращает смазку в самую настоящую кровь и лимфу.
Бам-бам-бам!!!
Из дальнего угла тянется тень.
Из дальнего угла доносится постукивание холодных пальцев друг о друга.
Из дальнего угла льется ощутимая и видимая темная дрожащая дымка тлена.
Бам-бам-бам!!!
Трещина на стене скрипит и хрустит.
Трещина на стене подрагивает и растягивается в ухмылке.
Трещина на стене рассыпается скользким ехидным смешком раскрытой пасти.
Бам-бам-бам!!!
Шелестит в старом шкафу у освещенной стены.
Шелестит кринолином светлого платьица в темных пятнах.
Шелестит спутанными льняными волосами мертвой девочки на фарфоре куклы.
Бам-бам-бам!!!
Воет ветер в открытом лючке-вьюшке печки-голландки.
Воет сама печь и ее ледяные стенки в белых и голубых изразцах.
Воет каждая щель между любым из изразцов и ведьмы с оборотнями на них.
Бам-бам-бам!!!
…Не стой и беги, пытайся укрыться и не суйся ко входу… только не туда…
Тьма прячет в себе огромное мохнатое чучело, блестящее глазками и клыками приоткрытой пасти. Чучело ловит блики луны и злобно подмигивает левым янтарным глазом. Когти чучела острее ножа мясника и длиннее мачете наемника.
Наемник умер и не вернется за ней. Наемник обещал ей помощь и не сдержал слова. Наемник вернется за ней, холодный, пахнущий сладко и страшно. Протянет руку и схватит за волосы, притянет к себе и будет, поскрипывая желтыми зубами и воняя стухшим мясом изо рта, есть ее лицо. А чучело станет держать и не пускать.
Как никогда не выпустит через вход сам дом.
Дом – старый, дом помнит хозяев еще до революции, дом сохранил и спрятал все нужное. Дом никогда не расскажет о тайнах и никогда не даст рассказать другим. Дом питается жертвами, их кровью, их плотью, их страхом, их агонией.
