знаете, худые, хищно смотрящие, драные-передраные, с половинками ушей, выдранными боками и гордо торчащими вверх, аки у немецких ландскнехтов, усищами. Они горделиво-неприступны поначалу и очень благодарны в результате. Благодарны за избавление от мороза, дождя, собак, тяжелых ботинок по ребрам и помоек, где надо искать еду. Они спят больше обычных домашних кошек, их уши всегда настороже, а уж если вам вздумается дать поджопник… ух просто, что случится.
Они лежат с непередаваемо вальяжным видом за спиной хозяйки, готовящей что-то вкусное, и ухом не ведут ни на кого вокруг. Они четко знают – кто их кормит и что надо делать. И на «Вот скотина ленивая!» отвечают адекватно и молниеносно. Встать, потянуться, горделиво пересечь кухню по направлению к выходу, уйти в курятник и приволочь пару-другую крыс. Таких, знаете, матерых крысищ, как по заказу лезущих в изогнутые клычища-сабли. И, получив свою сметану, сожранную с совершенно независимым видом, завалиться дрыхнуть дальше. А, да.
Когда они привыкнут к вам, то лучшего муркала не отыщешь. Эти полудикие мохнатыши не мурлыкают. Они пародируют трактора. Они забираются к вам ночью так, что становится ясно: ваше одеяло, мягкое и теплое, не для вас, не. Оно специально создавалось так, чтобы кот мог устроить в нем гамак.
Потом кошки стремительно врываются в твою жизнь уже дома. Приходят сами, уходят, теряются, порой, к сожалению, жрут крысиную отраву и умирают. В детстве нет ничего хуже содроганий кота-подростка, плачущего и пускающего пену. Но всему своему время. И ваша сестра тырит в соседнем дворе усатого подростка и тащит его, пряча в кофте, домой. Все довольны, все смеются, Василий, радостно урча, пожирает сметану.
Правда, потом приезжает отец, берет в кулак ошалевшего Василия, переворачивает его к себе хвостом, хмыкает, и Василий за пару секунд возвращается к изначальной Василисе, коей был с самого рождения. А вы на всю жизнь запоминаете, как выглядят кокушки, и что их ни в коем случае нельзя отрезать. Ибо нехер.
А уж Василиса, превратившаяся в настоящую красавицу, радует всех. Особенно котятами раз в четыре месяца. Но это нормально, это как надо, главное – пристроить всех и каждого. Некоторым котятам везет. Пусть на дворе и девяностые, но зато еще есть молочные магазины. Уж там кошка всегда будет на своем месте.
Но самая главная кошка в вашей жизни появляется потом. В аккурат в начале самостоятельной жизни и задолго перед появлением ребенка. Она приходит сама, дико пища в подъезде и кидаясь именно на вашу дверь. Она – ушастая и хвостатая. Больше в ней практически ничего нет. Между ушами и хвостом находится что-то мелкое и костлявое. Вы смотрите на супругу, говорящую, что, мол, до утра, ведь послезавтра надо взять типа породистую и красивую, как раньше договаривались. Ага, точно. Ты киваешь, смотришь на пищащую ушастую мелочь и понимаешь… породистой кошки у тебя не будет. И прикидываешь: сколько денег есть в бюджете двух студентов, работающих кассиром и охранником. В смысле – на приблуды для орущего мохнатого комка.
А потом ушасто-хвостатое непотребство становится огромной серо-полосатой и умной красавицей, понимающей тебя с первого слова. И даже если ты с ней и подерешься, потом придет первая, затарахтит и полезет мириться. Да уж.
И в какой-то момент у тебя нет ни кошки, ни кота. Нет, ты спокоен и счастлив, нет шерсти, нет наполнителя в туалете, нет… много чего нет. И тут вдруг тебе приходит сообщение от Екатерины Сергевны.
«Вот, зовут Макс, три года. Хотят усыпить». И фотография большого черного обормота, сидящего на руках ветеринара. А ваш сын настойчиво просит домой живность. И твоя супруга едет, и забирает какого-то там кота, и везет домой. А он оказывается кастратом, пугливым и огромным.
И ты такой приходишь домой после работы и ищешь это чудо. И находишь его под кроватью сына, прячущимся от всего злобного света, ополчившегося на древнее благородное животное. Лежишь на полу, смотришь в глазища и разговариваешь. С котом, Карл! С котом! Лежа на полу! И ожидая, что он вылезет! Через пятнадцать минут, понимая, что это глупо, встаешь и идешь на кухню. И в аккурат когда ты мешаешь кофе, сахар и прочую милоту для варки, тебе об ноги трется теплое и мягкое. И ты понимаешь – это абзац. Ну, да, так и есть. Потому что кот есть древнее и благородное животное, он разрешает тебе его кормить, холить, лелеять и все прочее в доме, что неожиданно становится именно его.
Вот таким вот незамысловатым макаром в твоей жизни и появляется лицо истинного первородного дремучего Зла, живущего у нас. Черный, как пропасть черной души Джека Воробья, как адские глубины Преисподней, как тьма Марианской впадины… Его Мурчайшее Мяучество, Цап-Царап Всея жилой площади, повелитель людей, холодильника и всех мягких поверхностей, лорд-протектор собственной вороной шубы и хозяин твоих рук, всегда должных быть готовыми его погладить-почесать, принуждающий кормить, холить и лелеять Его Усатость, Максимилиан Чернобурый Первый.
