слезами. Пайлот пододвинул еду, взялся за ложку. Шумно хлебал, закидывая жирное и горячее, краснел и потел. Но не останавливался. Уже даже ему стало ясно насчет переноса маршрута и прокладки нового. Да, долг – дело неприятное. Азамат никогда не напоминал ему про спасение у Богатого. Сейчас пришлось бы… Но Хомяк был честным пайлотом. Испорченным, наглым, злым, но честным.
Если ты не держишь слово, данное в Беду, многие ли доверятся тебе? То-то.
– Мне надо в сторону Белебея. Есть же прямая дорога?
– Есть… – Хомяк сделал перерыв. – Снег еще слабо лег, быстро не выйдет.
– Всяко быстрее, чем ногами. Я заплачу.
– Не надо.
– Надо. Это опасно.
– Опасно?! – Пайлот хохотнул. – Опасно, друг, сунуть руку в пасть любимому кавказцу нашего мэра. А это… А это – самоубийство. И ты меня тянешь в ту сторону.
– О, речь как раз о нашей прогулке! – Костыль бодро шлепнулся рядом. – И что я слышу? Речь про опасность, смерть, выпотрошенные тела глупцов и про кого-то из них же, подвешенного на собственных кишках? Жутко занимательно и щекотательно для нервов. Так о чем вы, мужчины?
Хомяк хмуро покосился на довольно скалящегося сивого тощагу. Будь лицо Костыля чуть проще и улыбайся он по-настоящему радостно, вид был бы совершенно дебильный. А так… А так почему-то хотелось проверить наличие ножа на поясе. Или кастета в кармане. И кошеля за пазухой.
– С тобой?
– Да, – кивнул Азамат, – Костыль, это Хомяк. Хомяк, это Костыль.
– Безумно приятно, – буркнул пайлот, возвращаясь к похлебке, – веселитесь, не отвлекаю. Смотрю, вам здесь у нас понравилось, чем вы нас как гостеприимных хозяев несказанно радуете.
– Не женщина, мечта… – Костыль кивнул на бумагу и кисет, Хомяк пожал плечами. – Спасибо, добрая душа. Нет ничего лучше, чем вот так расслабиться после такого горячего… разговора по душам. Наизнанку вывернула себя эта кожаная красота. Ух просто. А вы, гляжу, уже договорились?
– Типа того, – Хомяк доел, крякнул, рыгнул, вытер усы ладонью. – Когда тебя долгом прижмут к стенке, не так договоришься.
– О, как… – Костыль кивнул. – Согласен. Особенно если не пошлешь кредитора. Да? Или пошлешь? Я б послал.
– Пошлешь его, пожалуй.
– Как скажешь… Но вообще, если задуматься, отказаться можно от всего и всегда. Тут же вопрос выбора, не больше и не меньше. Хотя, понимаю, слово есть слово. Молчание – серебро, а слово – золото. А уж в нашем прочно свихнувшемся мире цена его даже выше, полагаю, и меряется совершенно иначе. Так что, монсир военлет, или как вас там по должности, вы все же правы… к моей обалденной радости от самого этого факта. Но вот что меня пугает, джентльмены…
– Ну? – Азамат иногда уставал от этого странноватого попутчика.
– Довелось мне как-то отсиживаться в одной сараюшке с подвалом. И было там ровно три книги. О вкусной и здоровой пище – а это, честно вам скажу, на третий день стало хуже проводков от полевого телефона, наброшенных, скажем, на… зубы, и с раскрученной динамкой… Та еще палаческая ерунда – эта книга, всякие там беф-строгановы, колбасы такие и сякие, а рядом даже мышка не пробежит, и наружу нельзя. Еще пылился Большой советский энциклопедический словарь, но он все же оказался скучным. А вот третья книга… О крестном отце всей итальянской мафии где-то в Америке, и вот там, если память не изменяет, позвал он как-то чувака и говорит: должен ты мне, браток, так мол, и так, иди и законопать, к лешему, того-то. Вот, именно так, за должок. Прям как у нас, здесь и сейчас. Дежавю, о как.
– Ну, ты и языком трепать горазд, чертов ты балабол… – Хомяк, на глазах становящийся нормальным, присвистнул. – Заболтал зубы, вторую уже свернул и смолит, а я сижу. Уши развесил. Дежавю, ага.
– Не балабол, – Азамат усмехнулся. – Краснобай. У него хорошо получается. Так чего там опасного?
Хомяк дернул шеей. Автоматически прижал руку к теплому белому шарфу, не снятому даже в духоте клуба. Свежий шрам? Точно, рваный, как от рыбацкого крючка.
– Мне тебя быстрее туда надо доставить. Довезу с одной заправкой и до половины баков на второй кусок. Еще назад надо…
– Это понятно. И?
– Скользнем почти напрямую к Северному, там степь, скорость хорошая, и машина пройдет. Но там… у Бавлов, снежные.
– Кто?!
Спросили одновременно. И Азамат, и Костыль. Снежные?
– Люди снежные. Людоеды хреновы. Ну, говорят так.
– Кто говорит?
– Люди говорят, Пуля, люди. Зря трепаться о таком тоже никто не станет. Там же трасса рядом, остатки, вдоль нее караваны ходят, всяко надежнее, чем по степи шарашить. Было надежнее. Пока не нашли парочку караванов – то, что осталось. Вот ровно как ты говорил, дружище… Кровь повсюду, кости
