огнестрел… В любом случае полезная вещичка, оставлю-ка я её себе, раз уж не рискнул захватить револьвер Шляхмана из Москвы. А с браунингом мне будет куда как сподручнее разобраться на малине с местными урками.
Так, а что делать с телами? Бросить здесь? Утром их по-любому обнаружат, а затем найдут и тела в бандитской хате. Само собой, пробьют биографии и сопоставят эти насильственные смерти, тут связь прослеживается даже невооружённым глазом. И начнут искать того, кому насолили и столичные гости, и местные урки. В принципе пусть ищут, даже если кто-то из одесских уголовников ещё в курсе того, зачем приехали сюда их столичные коллеги, вряд ли они побегут рассказывать это в первый же отдел НКВД.
А если… Внезапно возникшая в голове мысль заставила меня аж привстать с корточек. А если устроить инсценировку с расстрелом местной братии московскими урками? Правда, для этого необходимо, чтобы кто-то один остался в живых и мог потом свидетельствовать перед своими, что это именно залётный расправился с его подельниками.
Работа тонкая, но она того стоила. Но для начала нужно позаимствовать у одного из покойных плащ и головной убор. Пожалуй, шляпа, полями которой можно прикрыть глаза, подойдёт для этой цели лучше. Шляпа почти чистая, а плащик, конечно, малость извалялся в грязи, но, пока иду до малины, под дождём он немного отмоется. Правда, тесновато сидит сверху моей куртки, но ничего, потерпим. Драться, имея браунинг, я не собирался. Так, теперь нужно избавиться от тел, чтобы в ближайшее время их никто не обнаружил. Чёрт, так не хочется с ними возиться, а деваться некуда, если я хочу, чтобы мой план удался в полной мере. Хотя, конечно, гарантировать ничего нельзя, но, во всяком случае, это лучше, чем ничего.
И куда их тащить? Быстренько обследовал окрестности, про себя молясь, чтобы сюда не забрёл случайный прохожий, и решил, что наилучшим местом для упокоения станет канализационный люк. Надеюсь, покойнички не забьют сток и не всплывут в вонючей воде.
Была ещё мысль изуродовать их лица при помощи конфискованного у Червонца мини-тесака, чтобы в случае чего затруднить опознание, однако от этой идеи всё же пришлось отказаться. Не только потому, что такая работа была мне не по нутру, уж как-нибудь я себя переборол бы. Просто оба в своё время побывали в руках кольщика, то бишь татуировщика, и имели отличительные знаки, по которым их всё равно могли опознать. Нет, далеко не факт, что эти «нательные картинки» занесены в какие-нибудь милицейские каталоги, но исключать этого нельзя. Мысль о том, чтобы вырезать соответствующие куски кожи, вызвала у меня отвращение, всё ж таки даже у такого отмороженного мокрушника, как я, существуют какие-то принципы.
Ладно, пора двигать на малину, пока люди не разбежались, хотя при таком дожде я бы на их месте спокойно переночевал в хате, как сиплый и советовал москвичам. Вполне вероятно, они уже дрыхнут, так что придётся нарушить их покой.
Однако разбойнички, вопреки моим предположениям, ещё бодрствовали. Заглянув в щёлку между шторками, я мог увидеть заставленный бутылками и едой стол, чьи-то руки, периодически тянущиеся к спиртному или съестному, и расслышать глухой бубнёж. Что ж, дальше выжидать нет смысла, нужно действовать.
Стучу в дверь, и спустя несколько секунд щель между занавесками в окне расширяется, вижу небритую рожу с залысиной, пялящуюся на меня с прищуром, которая почти тут же пропадает. Секунд через десять со скрипом приоткрывается входная дверь.
– Золотой, а ты чего вернулся? – спрашивает всё тот же сиплый голос. – И чего один, без Козыря? Червонца почему-то ещё нет…
Я поднимаю голову, и говоривший видит, что перед ним совсем не Золотой, а какая-то незнакомая физиономия. Хотя, вероятно, что и знакомая, вдруг у этих столичных было с собой что-нибудь вроде фоторобота – портрета по устному описанию. Как бы там ни было, не давая ему времени на принятие решения, бью ножом точно в сердце, подхватываю бьющееся в агонии тело и аккуратно укладываю в сенях, а сам быстро распахиваю дверь в хату. На мгновение, во время которого я на автомате успеваю пересчитать присутствующих, возникает немая сцена. Пять человек плюс хлопотавшая возле печки бабка. Решение созревает мгновенно. Словно в компьютерном шутере, перевожу ствол с одного объекта на другой, нажимая спусковой крючок, и отыгранные, как сбитые кегли, один за другим валятся на пол. Браунинг стреляет не настолько громко, чтобы привлечь внимание даже случайных прохожих, не говоря уже о жителях соседних домов.
Закончив, поворачиваюсь и так же быстро исчезаю. В живых оставляю только бабку. Мой расчёт строился на том, что подслеповатая старушка сумеет разглядеть только плащ и надвинутую на глаза шляпу, которые недавно видела на московском уголовнике, и, соответственно, укрепится во мнении, что это именно он и наведался на малину, зачем-то перестреляв всех местных уголовников и по какой-то причине пощадив лишь её одну – старую, болезную женщину.
Впрочем, я не исключал, что кто-то из подстреленных мной всего лишь ранен и сумеет выкарабкаться. Ничего страшного, в тёмном дверном проёме, откуда я вёл огонь, разглядеть мою физиономию было бы проблематично даже и обладающему стопроцентным зрением человеку. А тут ещё состояние стресса, когда не до разглядывания деталей лица из-под надвинутой шляпы. Так что я совершенно не переживал по поводу того, что ночная бойня может иметь для меня серьёзные последствия.
Спустя полчаса я стоял на дамбе, о которую с грохотом разбивались волны неспокойного Чёрного моря, обдавая меня солёными брызгами. Шляпу я завернул в плащ, стянул поясом, а внутрь запихал пару булыжников. Затем этот небольшой тюк зашвырнул подальше в воду, чтобы не выбросило на берег. Ну а браунинг, предварительно протерев на случай отпечатков пальцев, припрятал возле нашего дома, ни к чему таскать его с собой.
Дверь открыл своим ключом, чтобы не разбудить Костю. Но тот всё же заворочался, кинув заспанный взгляд на висевшие на стене ходики, которые показывали половину третьего ночи.
