предостаточно шока, например, война. Ну а мне вообще все было по фигу и по приколу. По приколу был и ельцинский обстрел Белого дома, во время которого я чуть не схлопотал снайперскую пулю в затылок. Но если бы меня все-таки забрали в армию и я бы оказался в плену у северокавказских сепаратистов, любящих отрезать головы у российских новобранцев, а потом швырять их в сторону укреплений противника, наверное, прикольно уже не было бы.
Как-то очень быстро опустела наша библиотека. А что? Коли грянули рыночные отношения, мы решили тоже что-то продавать. Гардероб совсем перестал обновляться и у меня, и у моих родителей, и у бабушки с дедушкой. И это все творилось в Москве, в самом обеспеченном по статистике городе на постсоветском пространстве. Что же тогда происходило в регионах? Я об этом не думал. Я и слова такого еще не знал — «регионы». Мою голову занимали совсем другие слова, мысли, идеи. Целыми днями я пропадал черт знает где, занимаясь черт знает чем. Чего уж там! В девяностые происходила колоссальная движуха, в которую, словно в воронку торнадо, были затянуты миллионы людей. А когда я поздними вечерами возвращался домой, терпеливый дед меня встречал, постукивая палочкой, неизменной улыбкой и традиционным вопросом: «Как дела?» «Нормально», — отвечал я и нырял в свою комнату. Нырял и не выныривал. Получив традиционное «Нормально», дед снова оставался один. Единственное, что вносило разнообразие в его жизнь, были новости и латиноамериканские сериалы.
Так мы и жили. Жизнь бурлила, нищета прогрессировала, дистанция отчуждения между мной и дедом росла, здоровье его ухудшалось.
Сейчас, спустя двадцать лет, я начал понимать, как тяжело и одиноко ему было — преданному всеми своими учениками, многими товарищами, страной, о которой мечтал, властью, которой верил. И даже ближайший ему человек, то есть я, отдалился от старика на астрономическое расстояние. Такое уж было время: не до сантиментов. Время? Какая ерунда!
Вадим Богуславский
Преподаватель вуза с 1988 года, кандидат технических наук, доцент.
Бытие и сознание
Правое колесо тележки-кравчучки слегка заклинивало, и она все время пыталась уехать в сторону. Болела поясница, и я тихо ненавидел эту бесконечную полную народу улицу, мешок морковки, привязанный к тележке, и себя самого. Холодный осенний ветер выдувал мои мозги, а по спине катились капли пота. Бросить бы все и уйти!
Внезапно кто-то хлопнул меня по плечу.
— Привет, старик! — услышал я знакомый голос. — Не продашь ли полкило морковки?
Я оглянулся и увидел Феликса, своего старого приятеля. На нем была красивая кожаная куртка и до блеска начищенные ботинки.
— Откуда дровишки? — спросил он, улыбаясь. — Ну и вид у тебя, с трудом узнал.
Я промычал что-то неопределенное.
— Нам, кажется, по пути, — продолжал Феликс. — Давай-ка я тебе немного помогу.
Я подвинулся, и мы покатили тележку вдвоем. Так было намного легче, и я вздохнул с облегчением.
— Это что, твой новый бизнес? — спросил Феликс после небольшой паузы. — Оптовые закупки для отправки на Камчатку?
— Да нет, — отвечал я, вытирая пот. — Просто запасаю на зиму. Нужно же чем-то семью кормить. Ты ведь знаешь, какая у меня зарплата.
— Да, я знаю, зарплата у тебя хорошая, но маленькая. А иногда ее совсем не платят. Впрочем, ты сам виноват. Они тебе все время намекают, чтобы ты увольнялся, а ты не понимаешь.
Феликс еще недавно был ведущим инженером в проектном институте. Когда началась эта пертурбация, он спрятал свой партбилет, уволился и сейчас торгует косметикой на рынке. У них семейный бизнес: сын ездит за товаром в Турцию, Польшу и еще куда-то, а Феликс продает.
— А почем сейчас морковка? — опять спросил Феликс без всякого интереса.
— А я что, ее покупал? Я ее заработал. День работаешь на поле и бери, сколько унесешь.
— Ничего себе, — возмутился Феликс. — Вот это да. Ну и время пришло. Чтобы ученый, вместо того чтобы решать проблемы, должен был зарабатывать морковку! Докатились, нечего сказать!
Я вдруг почувствовал желание облегчить душу, на которой столько накипело.
