тушенки и принялся их разогревать.
– В пансионе взял, для собственных нужд. Как чувствовал, что пригодятся…
Вскоре они уже ели вполне приличное, хотя и несколько непривычного из-за незнакомых специй вкуса, мелко нарубленное мясо, черпая его ложками прямо из горячих банок. Горячий, крепкий до черноты, обильно сдобренный сахаром чай подходил к такой трапезе как нельзя лучше. Самый большой минус – отсутствие хлеба, но голод вполне заменял мелкие недочеты на столе, работая лучше любой приправы.
Костин закончил первым. Отставил в сторону банку, откинулся спиной на копну сена и принялся с интересом разглядывать спутницу. Та быстро почувствовала его взгляд, подняла глаза на прихлебывающего чай лейтенанта и спросила:
– На мне что, цветы выросли?
– Не-а, – Костин зевнул. – Просто хочу понять.
– Чего именно?
– Насколько ты типична для своего народа.
– В смысле?
– В прямом. Я за тобой наблюдаю, и получается, что если ты самая обычная испанка, то разница в менталитетах наших народов не так и велика. Но я смотрю на жителей этой планеты – и выводы рождаются прямо противоположные. Но при этом ты ведешь себя привычно, а здесь люди ходят, как пришибленные. Особенно мужчины.
– Гм… Я не совсем типична, если тебя это интересует.
– Возможно… Вот ты скажи мне, милая, а тебя-то с чего в армию занесло? Только не надо говорить мне про феминизм и прочие радости жизни. Это все комплексы и дурость, а ты выглядишь адекватной. Такие, как ты, не борются за торжество феминизма во всем мире.
Каталина замялась на минуту, барабаня тонкими пальцами по колену. Костин ее не торопил, отчасти потому, что это могло вызвать обратную реакцию, а отчасти из-за невеликого своего интереса к вопросу. Если бы девушка смолчала или увела разговор в сторону, он бы не стал углубляться в тему, но она все же заговорила:
– Понимаешь, у меня отец был офицером. Потомственным.
– И что? У меня отец был потомственным фермером. Это привило мне стойкую неприязнь к земледелию в любой форме.
– Ты не понимаешь. Вот представь себе, что все твои предки защищали Родину. Представил?
– А чего мне представлять? – Костин пожал плечами. – Так и было. Все и защищали. У деда на стене наградной бластер висит, у отца шрам на полщеки. У нас, когда надо, сражаются все.
– Да оно понятно, – махнула рукой Каталина. – Наш фронтир в этом плане не слишком отличается от вашего. Эта планета, скорее, исключение. Дело не в том. Мои предки сделали военную службу даже не профессией, а образом жизни. И делом чести, если ты меня понимаешь.
– Ну, здесь на одно «если» больше, чем надо, – слегка обиделся лейтенант. – Думаешь, если мы от сохи, а не с атласных перин, то не знаем, как стоять и умирать?
– Да какие там перины, – обиды его Каталина, похоже, даже не заметила. Или мастерски сделала вид, что не заметила, хотя как раз это вряд ли. Не столь уж она была прожженная политиканка. – У нас и на поесть досыта денег не всегда хватало. Жизнь в Европе дорогая, а военный – профессия не слишком хорошо оплачиваемая. Но не суть. Мои предки – идальго, сражавшиеся еще во времена реконкисты. И вдруг все это закончилось.
– В смысле?
– Ну, понимаешь, у нас в семье было трое детей, два брата и я. Старший брат заявил, что не будет больше во всем этом участвовать. Вообще. Если страна не хочет ценить своих солдат, то это ее проблемы. Ну и подался в финансовую академию.
– Вполне логично, – Костин в очередной раз пожал плечами. – Если хозяин не кормит собаку, она рано или поздно сбежит, либо в конце концов отбросит лапы с голоду. Патриотизм хорош, но его следует поощрять материально. И вообще, жизнь прекрасна, когда в ней нет места подвигу.
– Вот-вот, он так же сказал. Другими словами, но суть ты поймал.
– А чего ее ловить? И так ясно.
– Ну и ладно, считай, что самый умный. Второй брат вообще связался с плохой компанией.
– С мальчишками это случается, – кивнул лейтенант, однажды сам едва не загремевший на пару лет. – В тюрьму сел?
– Хуже. На хрен.
– В смысле?
– Гомик он, – грубо ответила Каталина. – Пассивный. Подробнее объяснить? Могу даже с картинками.
Ну, вот вам и причина того нервного смешка там, на корабле. Банально… Однако же ей не позавидуешь… Но требовалось хоть немного снизить градус напряженности, буквально разлившейся в воздухе.
– Не стоит. Все равно рисовать ты как следует не умеешь. Сочувствую. Хотя это же, кажется, нетолерантно, а?
– Идут они все, – Каталина честно сказала, куда, и вышло неприлично, – со своей толерантностью. Хотя, если бы эти… оказались здесь, наверняка
