личных встреч не нужно, достаточно примитивной рации. Есть и другие… нюансы. Мне продолжать?
– Не стоит, – эмир усмехнулся, и его лицо Костину не понравилось. Такие ухмылки позволяют себе те, кто уверен в собственном преимуществе. – Не стоит… лейтенант.
Последнее слово он выдал практически брезгливо. Типа «всего лишь лейтенант». Костин в ответ тоже усмехнулся, стараясь, чтобы это выглядело как можно отвратительнее, и «включил хама»:
– Ну, как хотите. Только руки по швам и стойте прямо, когда с вами имперский офицер разговаривает… эмир.
– Не много ли на себя берете? – эмир не повелся на скрытое оскорбление. Это было странно и нелогично. И совершенно не походило на стандартную реакцию. Ну что же, продолжим.
– Вы знаете, есть в нашем фольклоре история о том, как молодой дипломат пишет ответ на ноту протеста из какой-то африканской державы. А старый и опытный, проверив, говорит, что все правильно, но «на фиг» пишется раздельно, «пофиг» слитно, а «черномазые обезьяны» не обязательно писать с большой буквы. Догадываетесь, к чему это я?
– Поясните свою мысль.
– Охотно, – улыбнулся Костин. – Все просто ведь на самом деле. Пока за моей спиной империя, все вы для меня тупые папуасы, ясно?
– Вы – псих. И ваше воспитание больше пристало оборванцу из подворотни.
– Я знаю. И вы не первый, кто за последние дни это говорит. Но… какое мне дело до мнения папуасов? Да и вообще, меня всегда улыбало, как любят высказывать свое мнение те, кого не спрашивают.
– Уважение к собеседнику – признак культуры.
– Много болтаешь, – для лучшего восприятия, лейтенант перешел на «ты». – О том, чего не понимаешь. Где вы, а где культура? Чтобы не было у нас недосказанности. Я не обязан вас уважать. И не буду. От этого и танцуй. А пока давай, поясняй, зачем оторвал меня от дел. И скажи своим шестеркам, чтобы перестали так оружие сжимать – неровен час, выстрелит.
Как сказал в незапамятные времена кто-то из великих, театр начинается с вешалки. А за такое представление, как сейчас, на ней вполне могут кого- нибудь повесить. Костин играл плохо и сам это понимал, но, во-первых, его этому всерьез не учили, так, общие сведения, факультативно, а во-вторых, публика досталась невзыскательная. И тоже, вдобавок, пытающаяся во что-то играть. Почти как взрослые, хе-хе. Так что его вешать вроде бы и не за что, а оппонентов… Ну, их не жалко.
– Много болтаю… – лицо эмира исказила гримаса. – Тогда коротко. Вы сейчас сдаете мне оружие, и я обещаю, что передам вас Пророку живыми и почти не побитыми.
– С какого перепугу? – Костин едва не рассмеялся. Эмир даже не знает, что его самозваный Пророк давным-давно сидит, закованный в кандалы, в уютном трюме собственного корабля. Что же, он доставит им удовольствие от встречи…
– А с того, что мои люди нашли небольшой лагерь на берегу озера. Вы понимаете, о чем я?
– Не-а.
– Детский лагерь. Так понятнее?
Костин вновь с трудом сдержал смех. Откровенно говоря, он уже забыл, точнее, выбросил из головы ту группу, которую спас в самом начале пути. А эти дятлы каким-то образом их нашли, узнали, что именно он их вытащил, а теперь считают: раз он этим детишкам один раз помог, значит, покровительствует, и, следовательно, они для него что-то значат… Нет, значат, конечно, мы в ответе за тех, кого приручаем, и все такое, но по сравнению с собственной драгоценной шкуркой чужие дети – это такая мелочь…
– Дай я угадаю. Или я подчиняюсь, задираю лапки кверху и позволяю себя связать, или вы будете каждый час убивать по заложнику. Я прав? Или чаще? Ну и замечательно. Потом, когда тебя будут сажать на кол, ты этот момент вспомнишь…
– На кол? – удивленно спросил эмир.
– Ну да, на кол. А ты что, не знал? У нас террористов сажают на кол, сжигают на кострах, варят в масле… Как показала практика, горячий прием здорово остужает пустые головы. Так вот, когда вас всех будут казнить, ты наш разговор вспомнишь. А пока можете спокойно убивать кого хотите и сколько хотите. Это не моя планета и не мои соотечественники. Адьюс.
С этими словами Костин развернулся. И отчетливо услышал, как сзади кто-то щелкнул затвором.
– А ну, стоять!
Лейтенант не спеша развернулся, с иронией окинул взглядом глядящие на него стволы:
– О, вы, я вижу, подготовились. Ну что, красивые белые джентльмены, поговорим?
Собеседники, ни разу не джентльмены, дружно заухмылялись. Из перечисленного у них был разве что белый (кое у кого условно) цвет кожи. Насчет же красоты… ну, может, женщинам и нравилось, кто их, баб, разберет. Костину же было глубоко наплевать, он мог похвастаться традиционной ориентацией.
– Это вы зря смеетесь, – глубокомысленно заметил он.
