вширь, хотя это и было весьма затруднительно. Однако Циля Соломоновна очень старалась, прилагая к усердию талант и иные природные данные, так что объемы ее и впрямь увеличились. Особенно в бедрах и ниже, так что сейчас она напоминала Гаргантюа из классических иллюстраций, и получившееся великолепие не могла скрыть никакая одежда. Пожалуй, если эту трепещущую, как холодец, бочку целлюлита сбросить в море, то родится цунами. Ярослав Федорович, сам человек, мягко говоря, немаленький, на ее фоне попросту терялся.
Позади матери шествовала ее дочь. Молодая еще, лет двадцати пяти, и лишние килограммы на ее упакованной в дорогущее платье талии пока не очень бросались в глаза. Не очень – но все же бросались, во всяком случае, многоопытному Вассерману. Девочка, конечно, ничего, вид товарный, но с такой можно встретиться раз или два – а потом бежать, пока за шиворот не схватили да на плечо не забросили. Проклятие!
Вассерман, сохраняя на лице приятную улыбку, приложился к ручке Цили Соломоновны. Один лишь Великий Космос знает, чего ему это стоило – он был элементарно брезглив, а запах пота здесь и сейчас не перешибался никакими духами. К тому же он эту даму вообще не слишком жаловал. Помнил те времена, когда при встрече с ним и, кстати, с его матерью Циля Соломоновна лишь брезгливо поджимала губы. В те времена они были еще бедны, этот дом и прочие элементы достатка появились куда позже. Его, Ярослава, стараниями, кстати – ученых его класса в Конфедерации ценили и платили им неплохо. Вот тогда и изменилось отношение очень и очень многих. Родители предпочли это забыть, брат и сестры – тоже, но он, профессор Вассерман, все помнил. И совершенно не хотел сидеть сейчас за одним столом с ними, вести светскую беседу и, плетя словесные кружева, чувствовать себя сапером на минном поле. Одно неверное движение – и взрыв, или, в его случае, нежелательно близкое знакомство со склонной к полноте и засидевшейся в невестах дурой. И ведь никуда не денешься, придется терпеть, ибо недостойное, бросающее тень на семью поведение мать ему не простит.
Спас Вассермана звонок от Александрова. Безо всякого видеоряда, только голос, как всегда уверенный, но при этом чуть взволнованный.
– Ярослав, ты где?
– Я? В гостях.
– Опять какую-то красотку охмуряешь?
– Володь, послушай…
– Нет времени, – голос адмирала стал вдруг сухим и жестким. – Я все понимаю, личная жизнь – святое, но сейчас ты мне нужен. Так что мне плевать, на какой маркизе ты лежишь. Кончай ее окучивать, заправляй брюхо в трусы, и – пулей на линкор. Включай маячок, через полчаса тебя заберет катер с «Суворова». Время пошло.
Вассерман глубоко, скрывая радость, вздохнул:
– Дамы, простите, но мне придется вас оставить. Служба.
– Ярослав, но…
– Мам, ну извини меня, гада, только не получится остаться, никак не получится. Я ведь сейчас не профессор даже, а офицер, капитан третьего ранга. Долг зовет!
Полчаса спустя Ярослав Федорович Вассерман уже сидел в пассажирском салоне разъездного бота и тихонько посмеивался, вспоминая вытянувшиеся лица гостей. Ну и черт с ними, он еще и впрямь слишком молод, чтобы связывать себя узами брака.
На сорок километров южнее. То же время
Поместье рода Корфов выглядело неухоженным. Большой, когда-то выстроенный в английском стиле, а позже не раз перестроенный особняк из местного гранита, зеленовато-серого и очень прочного, сейчас целыми участками оброс вьюном, листья которого свешивались то подобно лопухам, то как непонятная плесень. Его надо было или окультуривать, или убирать, уж больно неряшливый вид был у дома, но последние лет пятьдесят никто этим не занимался.
То же самое произошло и с садом. Тот, кто его разбивал, постарался на совесть, удачно совместив растения, завезенные еще с Земли и некоторых других планет, и местные эндемики. Раньше это выглядело просто здорово, но сейчас парк одичал и зарос травой. Одни деревья давно погибли, превратившись в кое-как убранный, а то и вовсе брошенный как есть бурелом, другие разрослись до безобразия. Словом, черт-те что и сбоку бантик, хотя, конечно, в детстве играть там было одно удовольствие.
Корф вздохнул. Содержание дома – это деньги. Когда-то род фон Корфов прибыл сюда в числе первых переселенцев. Предприимчивые и трудолюбивые немцы добились успеха, стали богаты… В Верховном Совете заседали, из первых семей – это само по себе звучит! И будущее выглядело безоблачно.
Но прошли годы, изменилась жизнь. Постепенно род обеднел, утратил влияние. Ну а последний гвоздь в крышку гроба загнал дед Игоря, неудачные инвестиции которого привели фактически к полному разорению. После его смерти остались долги, до сих пор окончательно не погашенные, и вот этот дом, который Корфы не продавали даже в годы самой большой нужды. Конфисковать его через суд, правда, пытались не раз, но тут спасли заслуги предков, и в
