Последний тяжелый корабль восточников дрался отчаянно, однако продержаться смог лишь пару минут. Любой из уральских линкоров превосходил его массой, защитой и мощью огня. Результат вышел закономерным – отчаянно плюющийся огнем звездолет спокойно расстреляли, и на этом сражение в космосе де-факто закончилось. Немногие успевшие взлететь истребители были уничтожены походя, зенитки линкоров выставили перед ними непроницаемую стену огня. Но эти хотя бы дрались до конца, в пилоты трусов не берут. Легкие же корабли восточников предпочли сдаться и распахнули люки перед абордажными ботами, взлетевшими с крейсеров.
Очевидно, их командиры родом из Китая, цинично подумал адмирал и выбросил случившееся из головы. В конце концов, он пока выиграл не сражение, а одну маленькую битву-дебют. До эндшпиля же было еще топать и топать, и легкость результата никак не являлась показателем – в конце концов, здесь и сейчас флот уральцев имел подавляющий перевес в тяжелых кораблях. Вопрос изначально стоял не о результате, а лишь о собственных потерях. Удалось их избежать – честь и хвала тебе, адмирал, но расслабляться все равно еще рано.
В отличие от восточников, Александров не мог позволить себе такую роскошь, как специализированные корабли для контроля пространства. На Урале их просто не строили, да и вообще в Конфедерации не увлекались подобными дорогими и слабозащищенными игрушками. Сердцу истинного адмирала милей громады линкоров, которые так хорошо заслоняют горизонт. В результате кораблей локационного дозора флоту Конфедерации с самого начала войны катастрофически не хватало. Из-за этого, кстати, как подозревал Александров, в определенной степени и оказался на грани катастрофы их флот во время сражения при Шелленберге. Разведка просто не смогла вовремя оценить масштабы сосредоточения сил противника.
Однако за отсутствием гербовой можно писать и на клозетной. Применительно к моменту эта поговорка означала, что функции специальных кораблей берут на себя крейсера, имеющие неплохие радары. Рассыпавшись по системе, эти корабли обеспечивали неплохое перекрытие ближних подступов к планете. Не так качественно, разумеется, как носители радаров большой мощности, но применительно к моменту вполне достаточно. Ну или, как минимум, лучше, чем ничего. Во всяком случае, тот ход, который сделают восточники, с их помощью отследить будет вполне возможно. А в том, что они его сделают, Александров не сомневался – вся логика действий говорила об этом. Да и, откровенно говоря, у противника банально не было особого выбора. Не держать же им здесь полнокровную эскадру, в военное время это слишком расточительно.
Однако все это – перспективы, сейчас же требовалось решить вопрос с гарнизоном восточников, который наверняка успел не только прибыть на планету, но и обжить казармы. Откровенно говоря, Александров не очень хорошо себе представлял, чем кончится его выкуривание – слишком много факторов. Но Устинов, как он клятвенно заверил, выделил ему лучших своих людей, и десантные корабли уже вошли в систему. Вот пускай они и занимаются своим делом, мудро решил адмирал. В конце концов, их этому учили. Ну и, конечно, стоило надеяться, что большую часть гарнизона будут составлять нестойкие в массе своей китайцы. Учитывая, что их много, такая вероятность имелась, но тут уж как повезет. Хотя, конечно, внушал оптимизм тот факт, что противник, строя орбитальную оборону, работал ни шатко, ни валко. Те же корейцы пахали бы как проклятые, японцы мобилизовали и заставили бы работать пленных, китайцы же в массе своей ленивы и без приказа свыше не любят проявлять инициативу. Ладно, в конце концов, это уже не его проблемы.
Расставив приоритеты, адмирал связался с командирами транспортов, подтвердил приказ на высадку и выбросил лишние вопросы из головы. У него сейчас хватало и своих забот, из которых главной было не пропустить момент, когда следует начинать большую драку.
Планета Новый Амстердам. Три часа спустя
Старший лейтенант Кольм аккуратно накренил «Аиста», подправляя курс, и раздраженно поморщился. Не любил он эти гробы. Привыкнув летать на истребителях, повинующихся каждому шевелению пальцев, молодой пилот с трудом удерживался от нелестных эпитетов, когда громада бронированного десантного бота лениво разворачивалась, словно раздумывая, стоит ли вообще слушаться сидящего в кабине человека. Тем не менее, приказ выбора не оставлял, и пришлось лететь на этой бандуре, завистливо глядя на товарищей, рассекающих вокруг на своих легких «Стрижах».
Впрочем, не все так уж плохо. Любой хороший пилот – а себя Кольм относил именно к таким – должен уметь справляться с любой техникой. Он и справлялся… Конечно, можно было отказаться, все бы поняли, но тогда он остался бы на Урале. Авианосцев специальной постройки у них пока не было, и пришлось стыковать истребители к транспортным кораблям на внешней подвеске. Это и неудобно и, главное, все равно остается неполноценным решением, поскольку к каждому транспорту удавалось зацепить всего по полтора десятка машин. Желающих же принять участие в рейде нашлось на два порядка больше, и пришлось выдерживать жесткий конкурс. Так что Кольм вынужден был согласиться на десантный бот, которых в трюмах имелось немало, и теперь вел неповоротливую машину к месту высадки.
Четверка «Стрижей» прошла справа, и Кольм вновь молча позавидовал товарищам. В кабине одной из этих машин за штурвалом сидел, хищно озирая пространство вокруг, Саня Верещагин, его друг и вечный соперник по летному училищу. Случись осложнения, именно им предстоит геройствовать, а Кольму останется лишь уныло вести машину от корабля к месту высадки и обратно, и так раз за разом. Грустно…
С другой стороны, истребителям пока что тоже дела не находилось. Зависшие на низкой орбите крейсера в первые же минуты после уничтожения
