встали практически посреди голой, раскисшей, а потом немного подмерзшей пашни, и кусты не столько маскировали наши танки, сколько успокаивали нам нервы. Небо над нашими головами, просветлевшее было утром, опять посерело и набухло тучами. Это не могло не радовать – здешняя авиация при такой низкой облачности вряд ли сможет летать, а уж тем более точно бомбить…
Теперь впереди, примерно в километре, или чуть больше от нас, действительно были видны пехотные траншеи. В бинокль я четко видел многочисленные головы в касках и ушанках, торчащие над брустверами штыки винтовок и позиции пары расчетов с пулеметами «максим».
Деревня Нижние Грязи и лес справа от нее просматривались впереди еще километрах в полутора. В бинокль было видно, что крайние дома и сараи по большей части разрушены, в деревне что-то догорало (к небу поднимались жидкие дымки), а пашня перед деревней была густо утыкана воронками. Похоже, накануне тут все действительно было серьезно…
– Заряжай, – сказал я заряжающему своего «главного калибра» красноармейцу Науменко. Тот послушно загнал снаряд в казенник и вопросительно посмотрел на меня.
– Ждем, – сказал я ему.
В этот момент наконец забухала наша артиллерия, и я нырнул в башенный люк, впрочем, не закрывая крышки. Судя по негромкому звуку, стреляли полковые пушки явно небольшого калибра. Артподготовка получилась минимальной во всех смыслах – пушкари кинули десятка три снарядов, причем совершенно непонятно куда. В пушечный прицел я видел несколько жидких фонтанов разрывов на окраине Нижних Грязей, и все. Интересно, этот артогонь вообще кто-нибудь корректировал? А то от такой стрельбы толку явно никакого – тем более что каких-либо новых очагов возгорания в деревне не возникло. А раз так – палили, что называется, «в молоко».
В этот момент из башенного люка «тройки» взлетела красная ракета. Еще одну такую же ракету пустили в небо из пехотных траншей.
Я высунулся из люка и заорал мехводу что есть мочи:
– Механик! Вперед!
Было видно, что он меня услышал, прежде чем закрыл створки своего верхнего люка. Наш пятибашенник взревел, залязгал и тронулся, разбрасывая траками грязь и постепенно набирая скорость. Называется – пошли. Практически гремя огнем, сверкая блеском стали. Вот только грому от нас будет немного, а блеску так и вообще никакого…
После начала движения в танке сразу стало ни хрена не слышно ни внутри машины, ни снаружи.
Тронулись и «Т-26». Через считаные минуты мы прошли пашню, перевалили пехотные траншеи (нам это было без проблем, а вот «Т-26» спаравлялись с этим хуже) и поползли дальше. Когда окопы остались в сизых выхлопах за кормой, из них наконец поднялась и начала вылезать на поле не шибко густая пехотная цепь. С глухими воплями, похожими на неразборчивое «а-аа!» (видимо, мне так со стороны слышалось обычное расейское «ура»), фигурки в серых шинелях, поскальзываясь, побежали вперед, выставив перед собой штыки трехлинеек.
И сразу же на пашне лопнуло несколько редких разрывов. Фонтаны земли были небольшими, и, видимо, это были как раз минометы. Пара мин упала прямо в пехотную цепь, и несколько серых фигурок упало на землю явно без признаков жизни.
Однако били немецкие минометчики не особо прицельно, и для нас нам это было вообще не опасно – попасть минометной миной в движущийся танк есть задача практически нереальная, во все времена. Такое удается только случайно.
По мере приближения в деревню в моем прицеле стало видно лучше. Похоже, въезд в эти самые Нижние Грязи был где-то справа от нас, как раз там, где деревенские постройки подходили к лесу, а мы сейчас атаковали явно поперек направления главной деревенской улицы. Разрушенные избы без крыш (или с дырами в крышах) и стекол в окнах и пострадавшие от предшествующего боя сараи признаков жизни не имели. Часть деревьев во дворах была сломана, капитально и безнадежно.
У околицы, в бывших наших окопах, я рассмотрел чьи-то незнакомые каски, похоже, немецкие, а среди воронок на пашне лежало несколько трупов в русских шинелях и касках – тоже лежавших здесь явно с ночи.
В этот момент по нашей броне ударило словно дождем по жестяной крыше, и я увидел, как впереди, прямо по нашему курсу, отчетливо замигала «сварка» сразу от трех пулеметов.
Ну, точно, ни хрена пушкари не подавили. Пистон им в попу вставить за такую стрельбу…
Я слегка довернул башню на один из пулеметов и пустил 76-мм гранату по огневой точке, стрелявшей из-за какого-то обгорелого сруба. Танк, конечно, неслабо мотало при движении, но взрыв был хороший и именно там, где надо, – судя по всему, я этот свинцовый «ручеек» вроде бы заткнул. Кисло воняющая порохом гильза зазвенела, улетая куда-то вниз, на полик главной башни, а заряжающий дослал в пушку новый снаряд.
По нашей броне продолжали молотить шальные пули. Немцы что – идиоты? Какой резон стрелять по нам из стрелкового оружия? Однако я быстро понял, что наш исполинский танк, равный деревенским избам как по длине, так и по высоте, должен был неизбежно ловить массу шальных пуль и осколков именно в силу габаритов…
Остальные башни нашего «Т-35» наконец тоже «проснулись» и начали стрелять. Били по пулеметам и сидящим в окопах немцам. И, кажется, не без успеха. Я увидел пару фигур в шинелях темно-серого с зеленым оттенка, которые выскочили из окопов и упали замертво, срезанные огнем «ДТ» из наших малых башен.
