«Порше» – это скорее самоходка «Фердинанд», только с обычной поворотной башней и двигателем в корме, а не в средней части бронекорпуса. Интересно, откуда это их сюда занесло? Прямо с полигона? Хотя вряд ли, их вместе с обычным «Тигром» еще весной 1942-го испытывали и просто «Тигры» уже успели засветить в реальных операциях, например, на том самом Волховском фронте, куда мы ездили еще до иранской командировки.
Вроде всегда было принято считать, что их сделали всего-то 90 штук и все их шасси последовательно переделали, сначала в САУ «Фердинанд», а потом в «Элефант». Ну и еще будто бы был один прототип в виде обычного танка, который служил командирской машиной при тех же «Фердинандах». Что же, выходит, тех шасси не 90, а чуть больше, как минимум 92–93? Интересные дела творятся под луной…
Один VK 4501(Р) сгорел полностью, и его почерневшая башня сползла с погона, зарывшись в снег дульным тормозом основательного орудия. Второй однотипный танк не загорелся, но в него попала пара эрэсов, капитально изуродовавших левую гусеницу – разбитые траки лежали, что называется, россыпью, а одна из тележек подвески вместе с катками валялась аж метрах в четырех позади него.
А еще два танка были вообще загадочными. Ей-богу, это же VK 3002 (DB) от «Даймлер-Бенц» с их наклонными бронелистами корпуса! Первая попытка немецких конструкторов скопировать «Т-34». Относительно небольшие танки с шахматной подвеской и длинными 75-мм орудиями. Однако поскольку Гитлер в конечном итоге предпочел продукт конкурирующей фирмы «MAN», более известный нам как «Пантера», историки будущих времен полагали, что существовал один-единственный прототип этого даймлер-бенцевского танка, который к этому времени должны были сдать в металлолом.
И вот на тебе – здесь я увидел аж целых два таких танка, отличающихся друг от друга мелкими деталями. Один сгоревший, другой с широкой пробоиной в борту и слегка не целиком – ему снесло пушку вместе с маской. По-моему, историки будущего чего-то все-таки упустили или не учли…
Единственный немецкий бронетранспортер (по-моему, это был обычный средний «Sdkfz 251») просто разобрало на запчасти. Частично сохранившийся гусеничный движитель с частями рамы лежал в стороне от разбитого по швам бронекорпуса. Передний мост бронемашины с двумя колесами (покрышки сгорели начисто) откинуло далеко в сторону. Можно было только посочувствовать тем, кто в этом БТРе ехал, поскольку на черном снегу там и сям лежали обрубки и ошметки тел (шедшего позади меня Зырина откровенно замутило, а я, кажется, рассмотрел среди них оторванную по колено ногу в ботинке и изрядно зажарившийся человеческий торс с руками и головой – все, что должно было находиться ниже груди, отсутствовало начисто), обгорелое оружие, немецкие каски, металлические противогазные коробки, котелки, саперные лопаты и еще бог знает что…
Вообще в живых из немцев практически никого не осталось. Нет, то есть трупы, горелые и не очень, в черной танкистской форме с розовыми кантами на погонах и петлицах кое-где все-таки валялись, но вот так, чтобы взять кого-то в плен, – увы… Я глянул на топавшего следом за мной Зырина – его лицо было цвета грязного снега. Похоже, видеть столько покойников сразу, да и к тому же не целиком, ему прежде не доводилось…
Мы обошли подбитый «Т-III» с открытыми люками, повернутой влево башней (я даже запнулся о размотавшуюся по снегу перебитую гусеницу) и наткнулись на сцену, вполне достойную какого-нибудь ужастика. Прямо-таки чистое насилие, без малейшей примеси секса.
На грязном снегу корчились два немца, обгорелых настолько, что было непонятно, где у них кончается одежда и начинается тело, – какие-то покрытые коростой серо-красно-коричневые манекены, а не люди. И, по-моему, и тот и другой начисто лишились зрения. Искалеченные фрицы слепо таращились по сторонам, жутко орали и неразборчиво ругались на языке Шиллера и Гете. Рядом, закусив губу, стоял молоденький боец в коротковатом ватнике. Глаза у него были дикие, руки дрожали, ему все происходящее не нравилось, и он явно пытался прекратить это безобразие – наведя ствол «ППШ» на недогоревших фашистов, лихорадочно жал на спуск, но автомат раз за разом отказывался стрелять, поскольку у бойца не был взведен затвор. Да и сам автомат был какой-то подозрительно новый. Ну да, небось дали шоферюге или «водителю кобылы» ствол из числа перевозившегося в качестве груза оружия, а он небось «ППШ» до этого и в глаза не видел…
Я даже не успел что-нибудь сказать, поскольку откуда-то из-за наших спин неожиданно появился пожилой усатый обозник, казавшийся кубическим в своей шинели и ушанке с опущенными ушами. В руках его была трехлинейка со штыком.
– Отойди, сынок, дай душу отвести, – тихо и зловеще сказал он, плечом отодвигая бойца с «ППШ».
После этого он подошел к немцам и, как мне показалось, очень профессионально, вонзая штык прямо-таки с придыханием, заколол сперва одного, потом другого немца. При этом он приговаривал:
– Это вам за моих сынов, твари…
Я бы совсем не удивился, если бы этот дяденька не просто убил, а еще и съел этих фрицев. Парнишечка с «ППШ» тут же тихо слинял, как только увидел, что именно делает это его «коллега». Оно и понятно – вот так, запросто, людей убивать – это тебе не фунт изюму.
Закончив свои заплечные дела, обозник перевел дух и тут увидел нас с Зыриным. Возникла немая сцена.
– И сколько у тебя было сынов? – поинтересовался я.
– Три.
– И что, все погибли?
– Не все. Третий малой еще, в четвертом классе учится…
– Ну и что, дядя, легче-то хоть стало? – спросил я его несколько ехидно.
На самом деле, поскольку обгоревшие и ослепшие немцы (ну ведь явно не жильцы) на роль «языков» категорически не годились, мне в данном случае было все равно. Да и добить их в этом случае действительно было вполне себе милосердно, особенно исходя из нехитрой логики сельского жителя, который