Смерть стала для нее избавлением…
– Месть – святое дело. Киннер получил по заслугам. Они все получат…
Я услышал голос второго смотрителя:
– Отойдите, ради всего святого, освободите его. Дайте ему дышать…
– Черт, – выругалась женщина. – Он еще жив.
– Хуже и не придумаешь! Ее повесят, а он будет мучить других девушек.
– Даже если этот ублюдок выживет, он заплатит за свои прегрешения. Хоть шрам на нем останется…
– Заплатит? Таким ничего не бывает. Они всегда выкручиваются…
– Да он и так безобразен, что ему какой-то шрам…
Я пробрался вперед и увидел мистера Петибриджа на полу возле окровавленного тела. Рядом стоял мистер Роджерс с фонарем. Кровавый след остался на стене – по-видимому, Киннер схватился за стену, когда падал. Он лежал на спине, хватая воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба. Мистер Петибридж держал свечу у его плеча, пытаясь остановить кровотечение. Катушка все еще торчала в горле Киннера.
Я подумал, в каком же отчаянии была женщина, которая это совершила. Или девушка. Может быть, это была Роза?
– Посветите мне, – громко сказал я.
Мистер Петибридж оглянулся.
– Кто это?
– Утром вы назвали меня Джоном Саймонсоном. Но меня зовут Джон из Реймента.
– Что ты тут делаешь? Почему ты не в спальне?
– Я пришел совершить доброе дело.
– Держи здесь, – сказал мистер Роджерс своему спутнику, поднялся на ноги и вытащил дубинку. – Убирайся в мужскую спальню, или ты об этом пожалеешь.
Он угрожающе навис надо мной, и я чуть отступил, чувствуя, что женщины тоже отшатнулись.
– Верните мое кольцо, которое украл мистер Киннер, – сказал я, стараясь сделать так, чтобы Роджерс оказался дальше от света. – Он украл его, когда порол меня.
Роджерс замахнулся дубинкой. Но я видел его хорошо, он же почти ничего не видел в темноте. Я заставил его сделать еще два шага вперед. Хотя правая рука меня почти не слушалась, но мне нетрудно было перехватить дубинку левой и заломить Роджерсу руку. Я пнул его сзади, повалил и навалился сверху. Оттолкнувшись, я изо всех сил ударил его дубинкой по голове – раз, второй… В третий раз я промахнулся – он откатился по полу в сторону, и я попал ему по плечу.
– Мистер Роджерс! – закричал Петибридж, вскочив на ноги. – Вы ранены?
– Стой, где стоишь! – крикнул я. – Слушайте вы все! Вы все знаете, что женщина, которая это сделала, всего лишь защищала свою честь. Мистер Петибридж и мистер Роджерс тоже это прекрасно знают. Но мистер Киннер еще не умер. За свою несчастную спину, за кражу кольца моего брата, за его жестокость по отношению к девушкам и женщинам я прикончу его прямо сейчас. И это буду я, кто убьет его, и никто другой! Если кого-то и должны повесить за убийство, пусть вешают меня, Джона Саймонсона! Если вы хотите помочь мне, отпустите мистера Петибриджа и мистера Роджерса. Кто-нибудь, возьмите у мистера Петибриджа его фонарь!
– Ты собираешься хладнокровно убить мистера Киннера? – закричал мистер Петибридж. – Этот человек беззащитен… Это жестокое убийство!
Но потом я услышал, как он кричит:
– Оставьте меня! Оставьте!
Его поволокли к дверям, фонарь его упал на пол и погас.
Теперь единственным источником света была свеча возле тела мистера Киннера.
Я подошел к телу. Женщины расступались передо мной. Я наклонился и посмотрел на залитого кровью умирающего. Ноги его дрожали. Я слышал, как судорожно он хватает воздух. Я заметил, что штаны его приспущены – по-видимому, кто-то из смотрителей натянул их, чтобы прикрыть его срам. Я видел катушку в его окровавленном горле. Киннер поднял руку, но я схватил катушку и ткнул ее глубже. Другой рукой он попытался схватить свечу. Я остановил его, но ему удалось уронить свечу, и наступила темнота.
– Мистер Киннер, вы сказали мне, что десять плетей дали мне просто так – на случай, если я что-то задумаю. Ну так вот, я задумал! Я задумал отправить вас в ад!
Под рукой я почувствовал его лицо и надавил пальцами ему на переносицу. Он мотал головой из стороны в сторону. Кровь бурлила в его горле. Я надавил пальцами на глаза. Он продолжал мотать головой, но уже понял, что спасения нет. Правой рукой я вырвал катушку из его горла, наставил ее ему на глаз и изо всех сил надавил. Он замер. Я вырвал катушку и вонзил в другой глаз. Тело Киннера обмякло подо мной.
Перерезать горло французским солдатам, павшим на поле боя, было куда тяжелее.
