Возле камина лежала охапка сухих дров, бумагой для розжига послужила стопка старых газет со стола. Спички пришлось поискать подольше – они валялись на полу, и в темноте такая мелочь была совершенно незаметна. Наконец, в очаге разгорелся огонь, затрещали поленья, уютный звук наполнил стылую темную комнату. Генри вернулся к дивану и потрогал пульс на шее Сораты. Биение было слабым, но, к счастью, все же прощупывалось.
– Ты меня слышишь? Эй?
Он отвел со лба длинные черные волоски и проверил температуру, хотя с такими холодными руками, как у него, в этом не было толка. Но Генри чувствовал, что должен делать хоть что-то. Бездействие изводило его.
Он снял мокрый свитер и повесил рядом с камином, пистолет, чудом не канувший на морском дне, положил на каминную полку, а сам сел на пол возле дивана и накинул на голые плечи край теплого пледа. От открытого огня тянуло приятным жаром, сознание плыло, отяжелевшие веки слипались.
Нельзя спать.
Сложно сказать, кто именно произнес это – сам ли Генри, пытаясь удержаться от сна, или это был совет кого-то извне. Кого-то, кто помогал ему, откладывая выплату долгов до только ему известного срока. Генри поворошил угли, подбросил дров – это были последние – и вернулся обратно. Сората пошевелился, натягивая плед на себя, и вдруг громко вскрикнул. Одновременно с этим глаза его распахнулись, и он вскочил, изрядно напугав Генри.
– Где я? Генри? – он растерянно моргал, озираясь, пока не увидел Макалистера. – Генри…
Лицо его разгладилось, он чуть расслабился, но уже секунду спустя снова напрягся. Генри же был настолько вымотан и опустошен, что даже не смог обрадоваться как следует. Просто вздохнул с облегчением, повернувшись, успокаивающе сжал его колено под покрывалом.
– Я рад, что ты, наконец, очнулся. Как себя чувствуешь?
– Очнулся? – казалось, Кимура пытался осознать происходящее, но у него не получалось. – Подожди, дай минутку.
Он сбросил плед и потер пальцами виски, взъерошил волосы, а потом отвел руку и посмотрел на срывающиеся с пальцев капли.
– Это не дождь, – сказал он уверенно. – Мы в доме смотрителя? Я не помню, как пришел сюда. Что происходит? Ты…
Он резко замолчал, губы плотно сжались, будто он насильно подавил рвущиеся с языка слова. Эта пауза очень не понравилась Генри, более того, он догадывался, чем она вызвана.
– Ты помнишь, как хотел себя…
– Я не собирался себя убивать!
В отблесках огня его карие глаза казались вишневыми. Их пристальный твердый взгляд о многом сказал Макалистеру, о чем сам Сората пока не сказал.
– Я тебе верю.
– Нет, не веришь, – процедил Кимура холодно. – Не знаю, кто внушает тебе все эти глупости обо мне, но им ты готов поверить, а мне больше нет.
– Глупости – это то, что ты сейчас говоришь! – Генри хлопнул ладонью по дивану, и Сората чуть вздрогнул от неожиданности. Совсем как раньше. – Ты не можешь поспорить, что ведешь себя странно, у тебя с собой пистолет, ты запираешься в комнате и скрываешь от меня лечение в психиатрической клинике. Неужели ты думал, что я не пойму?
– Мне не нужна помощь, если ты об этом, – спокойно ответил Сората. – Я не болен, не опасен и не планирую умирать в ближайшее время.
Он снова замолчал, отвел взгляд и замер с идеально прямой спиной, как каменная статуя. Генри прекрасно знал это его состояние – из него теперь ни слова не вытянешь, пока он сам не решит заговорить. Только Генри это совсем не устраивало.
– Послушай меня, – угрожающе начал он. – Я был в подземельях под островом, я прошел путем Дикрайна и вышел к подземному гроту с выходом в океан. А еще я нашел там мертвое тело Кутанаги Тору, который спокойно себе разгуливает по дому, как ни в чем не бывало. А после этого я узнаю, что ты пропал из своей комнаты. Что я должен был подумать? Что ты прогуляться вышел? Мне плевать на твое лечение, на припрятанные под подушкой лекарства. Я думал, что не успею тебя спасти, Сората. Ты упал с причала в воду на моих глазах. Я вытащил твое тело на берег. Тело, Сората. Ты был без пяти минут покойник, и я, черт побери, могу говорить тебе все что угодно.
– Генри…
– Заткнись и слушай. Я чертову уйму времени пытался вернуть тебя к жизни, а ты был совсем холодный и не дышал. У тебя, мать твою, пульса не было. И знаешь что, если бы ты умер, если бы ты…
– Генри.
– Ты можешь дослушать или нет?!
– Прости меня, Генри.
Дыхание сбилось, и Макалистер понял, что реально, на самом деле, вывалил все это на Сорату. Стало стыдно, но вместе с тем удивительно легко. Как будто скинул груз с плеч.
– Нет, это ты прости, – сказал он тихо. – Я ведь, правда, ненадолго, но допустил, что ты можешь быть не в своем уме.
Сората завозился на диване, и Генри почувствовал, как плечи снова накрывает теплая ткань. Сората сел поближе, делясь теплом. Теперь он сидел за его спиной, и, пожалуй, так было проще для обоих.
