лежат еще по ящикам. Инженер полка уехал в Ленинград на курсы по этим машинам. Так что труба дело.
– Чем командир недоволен?
– А он всегда такой, не обращай внимания.
– А комиссар?
– Этот вредный, на глаза лучше не попадаться, особенно после «слизняка».
«Слизняком» называли местную распивочную, у которой в названии были буквы «SLIZ». В общем, в полку с пьянством борются, что не могло не радовать. Разгильдяй Сергей Шкирятов был в училище главным заводилой на курсе в смысле поддать, а я был непьющим и в той, и в этой жизни. По сравнению с остальной частью СССР, в ЛитССР цены на спиртное были ниже раза в три, особенно дешевым было пиво, которое стоило копейки и было довольно неплохим.
После завтрака всех собрали в «классе». В его роли выступал местный клуб, так как остальные помещения столько народу вместить не могли. Состоялась довольно длительная процедура представления каждого вновьприбывшего. По спискам в алфавитном порядке я был последним, поэтому смиренно ждал своей очереди. Но меня полку не представили. Сказали, что помимо прочих прибыл младший лейтенант Шкирятов, с назначением которого возникли некоторые сложности. Поэтому он будет представлен полку несколько позже. Позже, значит, позже. Объявили, что я и Овчинников направлены в восьмую эскадрилью, которая будет пополнена в ближайшие дни.
После такого своеобразного развода все пошли на полеты, а я был вынужден идти в штаб полка. Впрочем, не только я, но и все приехавшие вчера тащатся туда получать официальные назначения и направления на склады для получения вещевого довольствия. Меня отозвал комиссар полка Алексей Мирошкин. Я представился.
– Полк обещают перевооружить этим летом на «Ил-2». Я видел выписку из вашей летной книжки, что у вас сто шесть часов налета на этой машине. Где и когда успели?
– Практику проходил в ЛИСе 18-го завода, товарищ батальонный комиссар. Принимал в качестве военной приемки машины, выпущенные заводом в ноябре – феврале, и проводил заводские испытания.
– Ну, и как?
– Не без приключений, дважды прыгать пришлось, а так все в порядке. За это и получил звание. Так как практика пришлась на осенне-зимний период, то пришлось сдать на право управления в сложных метеоусловиях. Еще шесть часов, и можно будет получать допуск к ночным.
– То есть самолет вы знаете хорошо?
– Да, освоил полностью и вводил летчиков на него. Весь курс первичного обучения.
– Отлично. Мы вас в план поставили на сегодня на ввод в строй, поэтому возьмите направление у начмата, сходите на склад и получите снаряжение. В 10:30 у нас с вами вылет. Действуйте!
Ну, хоть времени дали достаточное количество. Аэродром большой, пока из конца в конец ходишь, весь день пройдет! Плюс мне не поставили сдачу теоретических зачетов, а вводят в строй как после отпуска, устраивая сразу вывозные, только район придется сдать, но от этого никуда не деться. Получил обмундирование: в отличие от сержантов, вещей б/у не выдали, все новое. Это радовало. Порядок в полку был. Звание у меня, конечно, не блещет, один кубарь, но и это для вещевой службы весомо. Часть вещей занес в комнату, остальное в раздевалку 8-й эскадрильи, предварительно выяснив, где она. Это оказалось совсем рядом, у ближайшего капонира. В штурманской службе получил карту района и сунул ее в новенький планшет. В классе выучил основные и вспомогательные ориентиры, пролистал их в голове и пошел к штурману полка. Полчаса позора (карта с польскими, немецкими и русскими названиями, а требовалось знать еще и литовские) – и роспись на зачете стоит. Все равно эти названия никто не знал. Они не употреблялись. Со сданным зачетом и допуском прихожу на КП. Вылет предстоит на «УТИ-4». Пристроился у завалинки поспать, поставив звонок на ручном хронометре на 10:00.
Разбудили меня раньше. Вызывал командир, которому комиссар доложил о разговоре со мной. По документам, четыре из пяти машин испытывал я сам. Одна машина прошла полный курс заводских испытаний и какие-то переделки бомбоотсеков. Я ответил, что не помню, что было изменено, потому что с замками и крышками было много работы, но подпись стоит, значит, все принято. Да, подписи мои. Майор хлюпнул носом, но отпустил готовить машину к вылету. Пришлось взлетать с шиком – не поднимая хвоста. Дескать, почерк у меня имеется. Далее по коробочке без замечаний и излишеств. Посадка и вылет в зону на пилотаж. Тоже скучно открутил положенный каскад фигур с полочками и фиксацией исполнения. Комиссар остался доволен, черканул какое-то незначительное замечание – так было положено, без замечаний никто ничего сдать не мог. Он поставил мне ввод в строй, и мы опять предстали пред светлы очи отца-командира.
– Так, Козлов на курсах и говорит, что еще и в госпиталь ляжет. Так что будете назначены и.о. командира 8-й эскадрильи и командиром первого звена. В звено назначены сержанты Овчинников, Томин и Проскуров, ну и товарищ Мирошкин изъявил желание освоить новую машину. Заодно и вас проконтролирует. Возьмите в штабе приказ, и в 15:30 я буду у вас на построении. Зовут как?
– Сергей… Петрович.
– Ну, Петрович, действуй. Широко шагаешь! Штаны не порви! Только из училища, и комэск! Я до комэска пятнадцать лет летал.
Откозыряв, вышел с КП и пошагал в сторону стоянок восьмой эскадрильи. Следом за мной потянулись и три сержанта, двое из которых
