– Местная знать, – с иронией произнес Клим. – Даже слушать о раскопках не пожелали. Вам они интересны?
– Нисколько.
– Я рад. А то уж подумал, что вы, как и большинство в этом зале, млеете от титулусов.
– О нет! – расхохоталась Тиса. – Только не я! Просто я имела невезение быть знакомой с молодым Озерским.
– Я слышал, он очень богат.
– И весьма бесцеремонен.
Теперь усмехнулся Ложкин.
– Вы слышали легенду Озерских? В их крови течет кровь упырей. Возможно, одна капля, но присутствует. Мо Ши рассказывал, что прапрабабку графа покусали, и, став упырицей, она наводила страх на всю Орь, а после сгинула в горах.
– Бледнолицую графиню еще можно спутать с упырицей, но молодого графа? Щеки – кровь с молоком.
– Кровь упырей в них слаба, но все равно сказывается то и дело в поколениях. Да, они не кусают, но выделяются другим.
– Чем же?
Музыка смолкла, и учитель повел девушку в ложу. Он наклонился к ее уху и прошептал:
– Такие люди несдержанны в страстях. И если проследить родословную, то у Озерских очень спорная репутация. Хотя деньги затыкают рты похлеще кляпов. Однако уверен, найдется множество людей, мечтающих, чтобы графьев задрали оборотни.
– Не сомневаюсь, – согласилась Войнова. Дыхание учителя защекотало ухо, и по телу в ритме вальса пронеслись мурашки.
– К слову, об оборотнях. – Клим остановился и развернул девушку так, чтобы хорошо видеть ее лицо. – Черно-белые видения. Они были у вас, ведь так? Вы видите не только людей, но и оборотней? Верно?
Он застал ее врасплох. Тиса поняла, что попалась.
– Так-так! Это интересно, ребятки! – Со спины показался Мо Ши. – Что все это значит?
– Что Тиса Лазаровна видит не только людей, – заявил Климентий. Зеленый взгляд горел торжеством.
– Как?! – Надо было видеть удивление шуйца. Кажется, ударь молния ему под ноги, он бы и то так не удивился.
– Ладно, – засмеялась Войнова, выставив раскрытые ладони, – вы меня поймали! Хорошо. Я вижу не только людей. Но и волков, оборотней и даже русалок. Только под водой – скука смертная. А вот бежать с волками здорово! Дух захватывает!
Двое мужчин переглянулись.
– Она уже видит именную? – хриплым голосом спросил заведующий школы одаренных.
– Еще нет, Мо Линич, но подает надежды.
Старик шагнул к Ложкину и затряс ассистента за плечи.
– Ты просто обязан ее научить, Климка! Слышишь?! Или я вытрясу твою душу!
Девушка удивленно вскинула брови. Похоже, в старике тоже капля упыревой кровушки найдется, если хорошо поискать.
– Тиса Лазаровна, голубушка, постарайтесь научиться всему, что этот балбес преподаст. Вы меня невероятно порадовали! Будете великим искуном, помяните мое слово!
– Что вы, – отмахнулась, – я никогда не буду работать искуном!
– Почему это? – Шуец был обескуражен ее ответом.
– Не желаю! Понимаете, мое место – в аптеке среди трав, я давно выбрала стезю травницы. Иного не желаю!
– Но вы не видите всех перспектив, дорогая.
– К изнаням перспективы и скучные предназначения, Мо Линич! Я хочу обычной жизни, – с легкостью призналась видящая. Определенно сегодня день, когда условности летят в испод.
– Н-ну, – запинаясь прокряхтел старик, – это вы еще погодите говорить, дорогуша. Возможно, передумаете. – Мо Ши бросил говорящий взгляд на ассистента. – Там видно будет, а пока идите веселитесь, молодежь. А потом за учебу! За учебу сразу же! Понял меня, Климентий?
Веселье и впрямь продолжилось, к удовольствию Войновой.
В перерыве меж танцами музыка смолкла, и капрал Иван Гаринский, взяв в руки гитару, перебрался с приятелями в проигранную ложу. Он громко объявил при этом, что сегодня будет петь исключительно для Тисы Лазаровны, «укротительницы и повелительницы стали». Клубовцам пришлось потесниться – ложа наполнилась слушателями.
Климентий снова раздраженно хмурился, Клара фыркала, как ежик, костеря видящую, а Люся со Строчкой, как и Тиса, пребывали в восторге от вечера.
Благочинник Иван тряхнул льняной гривой волос и тронул струны. Настал черед Войновой восхищаться, потому как играл этот коренастый парень виртуозно. В музыке он вдруг преобразился, голос приобрел бархатные сокровенные нотки, глаза подернулись мечтательным выражением, как у поэта, открывающего миру душу. Даже нос картошкой не мешал образу.
