когда услышала знакомый голос. Благочинник Лыков покупал у Пантелеймона несколько видов мазей и настоек, зачитывая названия с листка в руке.
– Как много берет, – пробормотала травница. И настои-то все от болезни серьезной.
– Отец у него больной. – Агата Федоровна с сочувствием покачала головой. – Боюсь, там уже ничего не поделаешь. Но мальчишка упрямый.
– Вы его знаете?
– Сережку Лыкова-то? Конечно. Одна моя поставщица сырца рядом с ними живет. Хороший парень, только жизнь у него не так легка. Я его еще ребенком помню. Детвора его тогда из-за отца дразнила.
– А что с ним? – Тиса понимала, что выглядит любопытной Варварой.
– Косеслав из приюта сам. Увы, это для некоторых глупых заносчивых людей – показатель блудливого и паршивого рода. Но мальчишка справился со сплетнями. Выучился. Благочинником стал, настоящим мужчиной. Теперь больного отца и сестру-вдову с детьми содержит.
Когда Лыков отошел от прилавка, видящая поспешила отвернуться. Однако Сергей ее заметил и поздоровался как с вэйной, так и с ней. Несмотря на вежливое приветствие, взгляд его оставался тусклым. Тиса вновь ощутила стыд за свое невменяемое поведение давеча. Парень покинул аптеку. В сумке его звякали склянки с лекарством.
Настало время прощаться и бежать в приют, что Войнова и сделала. По дороге она ворчала, поминая разговор. Это же надо! Приютные, значит, обязательно «блудливого и паршивого рода»? Да на себя бы посмотрели, сплетники!
Торопливо входя во двор «Сердечного крова», она с облегчением выдохнула, когда издалека заметила ребенка у беседки. Поня самозабвенно крошила хлеб прожорливым сизарям.
– Здрасте.
Тиса обернулась. К ней обращалась молодая девушка, Настя, – Войнова видела эту девочку среди прачек. Довольно миловидная, только одежда больше монахине подошла бы.
– Вы же к Поньке-птичнице нашей? Она у беседки как всегда, – подсказала собеседница, пряча за спину пустое кривобокое ведро. – Смешная. Голубей кормит, все надеется, что крылья вырастут, – продолжила юная прачка. – А у вас красивая шаль. Можно потрогать?
Тиса позволила, и Настя, сняв рукавицы, осторожно прикоснулась к вязаному полотну.
– Крылья вырастут? – переспросила видящая.
– Да, – хмыкнула девушка, – Понька думает, ежели она будет много кормить птиц, то у них вырастут большие крылья. Тогда голуби поднимут ее и унесут далеко-далеко отсюда, к ее маме. Вот выдумщица, да? А вы не знали, что ль?
Отрицательно покачала головой и отступила, ноги сами понесли к беседке.
– Поня!
Девчушка увидела свою взрослую подругу, и на детском лице, до сего момента серьезном, отразилось удивление, а потом и запоздалая радость. Малышка побежала навстречу, но за пару шагов резко остановилась, не решаясь обнять, и Тиса сделала это сама, схватила девочку в охапку и крепко обняла. Потом спустила с рук на землю и оглядела с ног до головы. «Ребенку нужно прикупить новый тулуп и сапожки. Эти никуда не годятся», – отметила про себя.
– Ну как ты, душа моя? Пойдешь со мной гулять?
– Пойду!
Когда они выходили за ворота приюта, Поня поделилась своими опасениями:
– Я думала, вы не придете.
– Почему же? – Тиса сжала ладошку девочки. Казалось, что не пара дней прошла с последней их встречи, а неделя.
– Думала, вы уехали. По праздникам в семьи уезжают.
Они зашагали по тротуару, направляясь, как обычно, в сторону центра Оранска. Поня рассказала, что некоторых детей забрали родители из приюта, многие к родственникам разъехались.
– Моя семья далеко, – молвила Войнова, – за тысячу верст отсюда.
– Ваши папа и мама? – девочка заглянула ей в лицо.
– Только отец.
– А мама?
Пришлось объяснить любопытной барышне, что та улетела к Единому, когда она, Тиса, была маленькой.
– А меня моя мама потеряла, – прошептала малышка. – Вот найдет и заберет к себе.
– Конечно. – От жалости к ребенку защемило сердце.
Из-за поворота дороги показались знакомые сани, и Тиса вздернула в удивлении брови. Перышкина, заметив идущую по тротуару парочку, помахала рукой.
– Так и знала, что найду тебя здесь, – воскликнула Люсенька. – Агата Федоровна сказала, ты заходила в аптеку, а потом сбежала. Единый! Мне Строчка
