Юби: роман

При этом самого приступа никто не видел, если не считать приступом ходячие ходуном под кофточкой глобусы, пылающие в огонь щеки и визгливую истерику…

А настоящей виновницей этого приступа была Машка Зайцева – Данькина одноклассница из восьмого.

Поздней зимой вдруг прозналось, что Машка не просто поправляется для здоровья, а давно уже живет беременная. Была бы она детдомовская – и разговоров бы никаких: прямиком к врачам, исправили все, что она неправильного натворила, и заперли бы в карцер перед дуркой… Но Машка была домашняя, и не просто домашняя, а дочка не очень крупного областного начальства. Приходилось ждать, пока папаша-начальник соизволит забрать все свое потомство из школы. Но нельзя же просто ждать, сложа руки… Вокруг дети, и страшно подумать, как это может на них отразиться…

Алевтине поручили провести открытое собрание пионерского отряда восьмого класса о юношеской чистоте и любви к родине. По этому поводу открыли актовый зал. Машку посадили в первом ряду, чтобы ни одно слово не прошло мимо нее. Завуч говорила про родину, пионервожатая про Зою Космодемьянскую, а потом на сцену взошла Алевтина и втиснулась за самодельную трибуну, взгромоздив глобусы сверху. Она начала про девичью честь.

По ее словам выходило, что главная девичья честь – это отдать свою жизнь за счастье родины, как это сделала Зоя Космодемьянская, а потом нарожать много здоровых детей, которые тоже отдадут свою жизнь за счастье родины, но позже – когда придет их черед…

– А что у нас? – вопрошала Алевтина. – Где наша девичья чистота? – прогромыхали гневные залпы над Машкиной головой и затихли…

– Я няпорченная, – отозвалась вдруг Машка в неожиданной тишине.

– Чего? – не поняла Алевтина.

– Няпорченная, – громко повторила Машка. – Спросите хоть у врача… Так что никакой чистоты я не теряла…

– Где же это бачымо? – загремела Алевтина. – Николи такого не бывало…

– Бывало, – звонко, внятно и уверенно произнес Данька.

– Чего бывало? – взялась отбиваться классная.

– Невинная девушка становилась беременной, – отчетливо отчеканил Данька. Примерно две тыщи лет назад, – будто с книжки диктовал Данька. – А потом родила мальчика Иисуса, который стал Богом…

– Которого вы распяли? – съязвила с места во втором ряду химичка Зинаида Владимировна.

– Распяли не мы, – не согласился Данька, – но могли и мы. Это же наш мальчик и кому какое дело, как страна казнит или милует своих граждан…

– Как это ваш? – запротестовала Алевтина.

– Натурально наш, – взялся пояснять Данька. – Сын, рожденный еврейкой, – еврей, а Мария…

– Так что скажешь, Богородица тоже ваша?

– Безо всякого сомнения.

– Дети, не слушайте его, – влетела на сцену пионервожатая Клава. – Во-первых, Бога нет, – звонко отрапортовала она, – а во-вторых, он не имеет никакого отношения к евреям…

– Здрасте, оп-па, Новый год, – хохотнул Данька.

– Вот видите: я – няпорченная, – невпопад, но упрямо повторила Машка.

– Недоцелка, – резанула теть-Оль откуда-то из-за дверей, где кучковались любопытные поварихи, технички и медсестры.

Вот тут Алевтина и завизжала…

А к концу дня Машка высвистала Даньку на подоконник и расспросила с подробностями про ту давнюю историю с беременностью Марии.

– Знаешь, – сказала она раздумчиво, уяснив Данькин рассказ. – Я тоже Бога рожу. А когда он войдет в Иисусин возраст, – он вернется из своих странствий и спасет всех нас.

Прошло лет тридцать после тех событий. Я пишу эти строки и думаю про то, что, может, и вправду явится нам Машкин сын и спасет нас всех, если больше некому…

* * *

Данька уснул после обеденного пиршества, которое они устроили с Угучем. Точнее, уснул после пилюли, а вот Угуч мог бы уснуть и безо всякой пилюли – просто осоловев от еды.

Это правильно, что он решил пожениться на Надежде Сергеевне, а не на теть-Оль. Надежда Сергеевна куда вкуснее готовит…

Угуч вспомнил про картинку-письмо и, стараясь не шуметь, открыл ящик Данькиного письменного стола, где, как он помнил, лежала коробка с красками в аккуратненьких тюбиках…

Когда под окном зафырчала и остановилась легковушка, Данька уже давно проснулся, сидел в кресле-коляске и подначивал Угуча, который хмурил брови, но все равно расплывался в улыбке.

– Ну что ты задумал? – не отставал Данька. – Признайся. Я же по твоей физии вижу, что чего-то учудил…

Заслышав шум, он подкатил к окну, и настроение его сразу испортилось.

– Приперся, – бурчанул Данька, углядев деда. – Ты не уходи, – остановил он собравшегося сбежать Угуча. – Тут сейчас будет маленькая война, и лучше