Непроглядная темень обрушилась на него, а уши залепила тишина. Глухая мертвая трубка выскользнула у него из рук, и животный ужас перехватил дыхание.
«Наверное, это и есть удар… как его – кровоизлияние?.. Вот так оно и бывает. А не надо было гореть на работе – от этого сгораешь… Что же теперь?.. Интересно, а говорить я могу?..»
– Свет, – тихонько прошептал капитан, радуясь своему же шепоту. – Свет! – заорал он что было силы. – Све-е-е-ет!!!
Он тянул крик некоторое время и не заметил, что свет уже горит, и дверь открыта, а на пороге стоит техничка Наташа, прозванная за толстоту Недожорой.
– Звяняйте, – сказала она, когда Недомерок прекратил орать. – Андреич ушел, я и подумала, что тута ник
– Иди-иди, – нетерпеливо замахал на нее Недомерок и бросился набирать номер управления.
«Выехали», – догадался он, слушая длинные гудки. (Лучше бы застрелиться.)
3. Недотепок
– Что он тебе сказал? Что?..
Лев Ильич услыхал свистящий шепот Недомерка и какую-то возню за углом, куда только что свернул Дим. Яснее ясного, что именно про него Недомерок пытает Диму. Только чего можно допытываться у больного ребенка, который к тому же и не говорит?.. Лев Ильич хотел вмешаться, но раздался громовой окрик теть-Оли, и стало понятно, что Димка уже под надежной защитой.
Замечательная деваха эта Ольга Парамоновна. А смотрит на Льва Ильича всегда с такой жалостью, что только дрогни он хоть одними ресницами – сразу и пожалеет, одарив всем своим молодым напористым жаром. Надо сказать, что интернатовские барышни почти все готовы были поделиться с ним не слишком растраченным теплом души и тела, даже если пока и не знали про это, полагая в своем внимании к Йефу разные иные причины. Например, географичка Алевтина Николаевна смотрела на Йефа опасливо, а слушала его и вовсе с испугом. Но и в испуге ее было какое-то скрытое восхищение – только поддайся, и утянет с головой. Ну а совсем молоденькая воспитательница Ирина, не так давно выпорхнувшая из местного педа, глядела на Льва Ильича, замирая и не дыша. Она пошла бы за его голосом, как за дудкой крысолова, неважно куда…
Кстати говоря, она и про крысолова этого досконально разузнала лишь в интернате. Раньше, конечно, слышала выражение «пойти за дудкой крысолова», но думала, что это намек на стыдно сказать что. А здесь, в школе, подменяя однажды Йефа в вечернюю смену, Ирина Александровна никак не могла отбиться от его воспитанников и уложить их спать – требовали рассказать какую-нибудь историю. Пришлось пообещать, и на следующее вечернее дежурство она пришла со сказками братьев Гримм, взятыми из библиотеки Йефа, точнее его сына. Читала и постепенно так увлеклась, что забылась. И дети уже все заснули, а она все читает. Обнаружив, что дети спят, она, конечно, прекратила читать, погасила свет в палате и пошла к себе в общежитие, но там, вместо того чтобы лечь и уснуть, открыла книгу и читала до рассвета.
– Не спится? – полюбопытствовал Недомерок поутру, столкнувшись с ней на крыльце.
– Представляете, – удивлялась сама себе Ирина Александровна, – сказки читала всю ночь напролет. У Льва Ильича взяла – такая замечательная книга!
– Какие сказки? – встал в профессиональную стойку капитан.
– Братьев Гримм, – смущаясь призналась Ирина.
Капитан не поверил. Если бы не это смущение, то, может быть, и поверил бы – искренняя ведь девушка, но смущение явно говорило о том, что Ирина Александровна врать не приучена, хотя и приходится.
Конечно же, Недомерок обшарил (по процессуальному – осмотрел) комнату своих соседок при первом же удобном случае. Никакой крамолы не обнаружил, а толстенный том сказок братьев Гримм нашел и даже поискал неведомо чего между страниц. Но и там ничего по своей части не обнаружил – ни записей на полях, ни инородных вложений. Все равно не поверил.
Да какой там труд задудеть голову юной дурочке – тут и крысоловом не надо быть. А вот очаровать завуча – это мало кому удалось бы, но Лев Ильич чувствовал, что даже за явно осуждающим его отношением завуча скрывается вовсе и не осуждение, а сожаление какое-то: то ли о молодости, пролетевшей так быстро, то ли о том, что она пролетела не так, как надо бы.
Короче говоря, Лев Ильич купался в женском внимании – даже в женском влечении, хотя подумать такое в ту давнюю и невинную эпоху было бы великой дерзостью. Но думай не думай, а влечение было, и оно грело Йефа и позволяло ему с некоторой даже излишней лихостью отгонять липкий страх, висящий где-то рядом, чуть ли не за спиной и цапающий время от времени сердце холодной лапой, да так, что оказываешься сразу один-одинешенек посер
– Не опасаетесь своего легкомысленного вольнодумства? – спросил его Недомерок дней двадцать назад – чуть ли не с сочувствием…
Дело было 9 мая во время коллективного застолья, на котором завуч предложила выпить за Сталина, пояснив, что жизнь этого великого человека необычайно сильно способствовала расцвету нашей страны.
– Поэтому, – прозвенела голосом раскрасневшаяся Раиса Николаевна, – няхай ён будет вечно ж
