раз уступить и ты уже никто, меньше, чем никто, – мразь и сор. По крайней мере, так считается среди уголовников, где Махан вроде бы обретался то ли по собственной дурости, то ли по заданию таинственного разведцентра…
Учебный год давно уже закончился, и три дня назад классный руководитель Йеф-Ич собрал своих теперь уже семиклашек и повел на экскурсию. Эти мероприятия любили все, потому что Йеф не просто ходил с ними туда-сюда, а о чем-нибудь рассказывал, и с рассказами этими и кино не сравняется. Даже ворчливый Махан, который предпочитал сам оказываться в центре внимания и для этого врал напропалую о чем угодно, задиристо и неумело, – даже он умолкал и, открыв рот, слушал Йефа, хотя рожица его все равно была готова скорчиться в гримасу «подумаешь, ничего особенного».
В тот раз Йеф рассказывал про рыцаря Айвенго.
Махан надолго задумался, а вчера под вечер в компании почти всех пацанов их класса и с поддержкой пацанов постарше, двое из которых тоже были детьми чекистов-разведчиков и потому всячески выражали готовность побить кого надо, остановил кентавра Дим-Дана у дома Йефа.
– Слухай сюда, стручок, – обратился Махан к Даньке, игнорируя Угуча напрочь. – Сейчас мы устроим рыцарский турнир. Ты на нем. – Махан показал на Угуча. – А я на Воване. – Он ткнул пальцем в чекистова сынка из восьмого класса – вполне себе крепкого пацана. – Кто победит, тот и берет Угуча своим конем навсегда, – предложил Махан. – Ну, че молчишь?.. Ссышь?..
– Он не конь, – прошипел Данька сверху.
Махан с Данькой зыркали друг в друга заклятыми врагами, будто не было долгих совместных похождений, шкод да проказ – ничего не было. Все сжигалось в пепел…
– Тебе не конь, а мне будет конь, – отмахнулся Махан. – Ну, че замолчал? Спужался?
Данька согласился и, по обыкновению, всю организацию турнира взял в свои руки, а Махан, тоже по обыкновению, делал вид, что все происходит по его воле и под его руководством.
Местом турнира определили физкультурную площадку с краю от футбольного поля, точнее гимнастический бум – бревно, укрепленное на высоте полутора метров над землей. Всадники должны были мчаться каждый по своей стороне бума. В копья выбрали половые щетки на длинных деревянных ручках, а в шлемы – плетеные мусорные корзинки для бумаг.
Пришлось совершить набег на склад кастелянши и позаимствовать там зимние шапки – без них корзинки не держались бы на разгоряченных головах. Щетки с палок решили не снимать, потому что к смертоубийствам и увечьям никто не стремился, да и враждебные зырки и подначки как-то незаметно сошли на «нет», а турнир обернулся не поединком врагов, а состязанием приятелей. Все увлеклись предстоящим сражением.
– Не боись, – сказал Данька Угучу, – мы победим. Главное – мчись со всех сил. Чем быстрее будешь бечь, тем сильнее будет удар.
Угуч удивился. Ему казалось, что сильнее и обстоятельнее можно ударить, если подойти неспешно и остановиться, хорошо замахнувшись. Но Даньке виднее…
Угуч рванул…
Махан от удара щеткой в грудь вроде даже взлетел вверх, увлекая за собой Вована, которого он намертво обхватил ногами. Их разом отшвырнуло назад, и оба они грохнулись навзничь, а Махан вдобавок шибанулся своим шлемом-корзинкой о корягу. Хорошо, что они нацепили зимние ушанки под шлемы, но все равно Махан несколько минут охал и тихо матерился. Потом он кое-как встал, но тут же осел…
До своих коек они добрались далеко после отбоя, тенями прошмыгнув мимо не очень бдительных воспитателей. Махан – качающейся тенью.
И вот на рассвете Махан зачем-то разбудил его. Может, попросту хотел напугать своим синюшным видом?..
– Не пужайся, – прошептал Махан. – Я вот чего табе скажу… Тока что получил сообщение из разведцентра. Батьку твово ликвидировали… Смертью храбрых. Американцы выследили и – кранты. Что с них взять – звери…
Угуч заплакал…
Школа со всеми своими обитателями крепко спала сладким предутренним сном.
Угуч бесшумно скользил к дому Даньки. По кирпичным выбоинам в разрушающейся стене он с легкостью поднялся на второй этаж и влез в Данькино окно. Наверное, Угуч двигался не совсем бесшумно, потому что в соседней комнате заскрипела кровать и Надежда Сергеевна приоткрыла дверь к сыну, проверяя сон Даньки. Все было в порядке, и она, успокоенная, вернулась к себе, а Угуч выскользнул из-под кровати Даньки и забрался к нему в постель. Побулькивая скрываемыми рыданиями, Угуч прямо на ухо поведал верному другу про все свои горести.
Тут надо уточнить, что Данька был не только ловким всадником кентавра Дим-Дана, но и самым настоящим другом. Он научил Угуча говорить, читать и писать. Правда, Угуч все равно предпочитал жить молчком, потому что люди, как правило, ничего не слышат – хоть говори, хоть кричи в полный голос. И писал Угуч пока еще с трудом печатными буквами, распадающимися на отдельные подпорки и перекладины. Читал он тоже не очень, медленно, с пыхтениями, приклеивая новое слово к прежним. Но читать Угуч любил и упрямо добирался от слова к слову до смысла всего рассказа. Чаще всего это были сказки, которые ему подбирал Данька.
В общем, Данька все понял и тоже всхлипнул сочувственно, а по звуку будто бы и всхохотнул, но, наверное, громче, чем надо бы…
– Сынок, у тебя все в порядке? – окликнула из своей комнаты Надежда Сергеевна.
