Сегодня она украла новый мобильный телефон, спрятала его за туалетным бачком. (Надо менять гостиницу, посмотреть, что она сделает при переезде.)
Слишком много записей, слишком много видео, совсем нет времени на отслеживание. Буду записывать все сюда, постараюсь скомпилировать.
Она мне не доверяет.
Она напугана.
Она не слышала визг.
Категорически отказывается от ЭСТ, больше не спрашивать.
Она начинает подозревать, что эти обследования не избавят ее от ее особенности.
И совсем скоро:
Она следит за мной?
Тот ли она человек, которым я ее себе представляю? Актерство, лицо в объективе, голос на записи, кто и что она, когда нет цифровых средств ее запечатлеть? Что она может сделать? Кто она, когда я не могу ее вспомнить?
После почти шестидесяти страниц заметок записи вдруг трансформировались в какой-то непонятный мне язык. Буквенно-цифровой, знаки и символы, числа и дефисы. Я попыталась с ходу расшифровать его, однако он не поддавался моноалфавитному частотному анализу, а у меня не было ни времени, ни опыта разбить его на что-то более сложное. Почерк оставался ее, но уже пошел шифр, а у меня разболелась голова, и я устала, так что я сфотографировала страницы, вернула тетрадь на место, заново приклеила волосок по краю страниц и снова постаралась заснуть.
На семидесятый день она спросила:
– Вы за мной следите?
– Нет.
– Сегодня на улице я накричала на женщину, которую приняла за вас.
– Прошу прощения. Это была не я.
– Я знаю. Когда я возвращалась другой дорогой, она плакала в телефон, и я запомнила ее лицо.
Я пожала плечами.
– Хочу сказать… если я что-то скажу, по-моему, я сейчас должна заранее извиниться.
– Вы не сказали ничего такого, что меня волнует, – ответила я, а тем же вечером она спросила:
– Вы за мной следите?
А я ответила, что нет, и разговор повторился снова, но на этот раз ей не удалось скрыть, что она напугана.
В тот же вечер я украла книгу по криптографии и, включив свет в ванной, принялась ее изучать, пока она спала.
На семьдесят первый день, сидя одна в интернет-кафе в Бэйвью, я начала писать электронное письмо Луке Эварду. Я пять раз его переписывала, а на шестой попытке удалила черновик и отправилась на пробежку. В тот вечер, когда Байрон проводила одну из проходивших два раза в неделю тайных встреч с группой получавших грошовую зарплату аспирантов-компьютерщиков из Беркли, которые лихорадочно разбивали код «Совершенства» на компоненты, я поймала такси и доехала до стоявшего на холмах городка Сан-Рафаэль, где с двумя сотнями украденных долларов вошла в казино «Китайская бухта». Я считала карты, даже не пытаясь скрываться. Камеры видеонаблюдения следили за мной, но никто ко мне не подошел. Я была новичком, которому везло
сейчас
и теперь
и опять
все прежние модели забыты.
Выиграв пять тысяч долларов, я готовилась отправиться домой, когда заметила Клуб ста шести. От остального казино их отделяла сдвижная стеклянная перегородка, они играли по-крупному в изолированном помещении, где по внутренним сторонам стен стекала чистая вода, а из спрятанного под слоем льда фонтанчика било шампанское. Я было подумала уйти, но нет. Я украла у пьяной женщины мобильный телефон и воспользовалась приглашением, записанным в его памяти в форме пикселей, чтобы проникнуть сквозь двери клуба.
Свет там был холодно-синий, а играли в покер и рулетку. Играли ужасно. Смешные ставки в семь, десять тысяч долларов, а зачем? А затем, что ты того стоишь, крошка, эй, крошка, скажи словечко. Пятнадцать тысяч долларов проиграно на смешной манипуляции картами, хит, сказала она, хотя у нее было семнадцать, а у сдающего вряд ли набралось бы больше пятнадцати, и сдающий сделал хит, а когда у нее забирали деньги, она смеялась, визжала от смеха и сказала:
– Как жаль, что мой бывший этого не видит!
Ко мне подошел мужчина и изрек:
– Вы какая-то грустная.
