Законы США о частной жизни в Интернете постановляют, что любой электронный почтовый ящик, оставленный более шести месяцев на сервере, находящемся в собственности третьей стороны, считается вышедшим из употребления, позволяя данной компании (hotmail, gmail и т. д.) делать с содержащимися в нем данными все, что ей заблагорассудится. Теперь личные электронные письма, посланные вами друзьям, возлюбленным и коллегам, становятся всеобщим достоянием.
Есть ли мне дело до того, что «Гугл» знает о моем вероисповедании, разведена я или беременна, что «Фейсбук» использует мою фотку в своей рекламной кампании? Когда я бросаю вызов правительству, когда нападаю на медиамагната, когда ставлю под сомнение веру, которую остальные воспринимают, как должное, есть ли мне дело до того, что история моей семьи, мое финансовое положение и домашний адрес могут тотчас же оказаться в распоряжении моих недоброжелателей? Конечно же, нет, мне нечего скрывать.
Волнует ли меня то, что единственный способ избавиться от страха постоянной слежки – это стать совершенно безобидной? Соответствовать социологической норме и никогда не говорить ничего личного, реального, надуманного или вызывающего?
Я заказала еще один эспрессо и стала ждать, пока загрузится «луковая маршрутизация».
Новый адрес, чтобы связаться со старым другом.
Я выбрала ник Zenobia1862 и отправила сообщение в самый подходящий и вероятный сектор инфраструктуры «Прометея».
Меня зовут _why. Я та женщина, которую забывает Гоген, он же Матисс. Хочу поговорить о Byron14.
Искренне ваша,
_why.
На ответ у них ушло почти три дня, но я нашла себе занятия. Я бегала по городу, изучала улицы, мосты, тупики и маленькие каналы. Выясняла, где прятаться и где воровать. Пробралась на полицейские радиочастоты, считала богатых и красивых, ранимых и преступных, когда они собирались у фасадов дворцов и в душных, пропитанных винными парами барах.
Я искала Клуб двухсот шести, элиту элит, и легко его нашла, о нем уже шептались гламурные сайты и чаты сплетен, его называли «Сбором совершенных», «Совершенным миллионом», и погляди-ка, разве не интересно, что
– Не надо подставляться под фотокамеры, не надо выставлять себя напоказ, – сказал один папарацци, которому я дала бутылку виски, когда он сидел у гранд-отеля рядом с Гранд-каналом с фотоаппаратами на шее.
– А как же люди, которые хотят выставлять себя напоказ в избранном обществе? – спросила я, а он пожал плечами:
– Они богаты, они знамениты, так что приходится жить с тем, что ко всему этому прилагается.
На следующий день я вернулась и снова увидела его там, уже немного поддатого в одиннадцать утра, дала ему еще бутылку виски, а он сказал:
– Гостиница «Маделлена», там все и намечается, приедут королевские особы, все эти богатенькие принцы с хорошенькими девчонками, ты же знаешь, как там у них, сплошные обер-шлюхи, все до единой.
Я вежливо улыбнулась, подумала, не стащить ли у него фотокамеру и выбросить в канал, но нет, это было бы недостойно, надо помнить, хотя, с другой стороны, вроде бы и праведно.
Я считала шаги, уходя от него, и на тридцатом шаге желание украсть пропало, я рассмеялась, снова переходя на бег и направляясь обратно в город.
Когда я вернулась в гостиницу, Гоген уже ответил на мое сообщение, послав в придачу копию Луке Эварду.
Глава 84
Встреча со шпионами.
Я заплатила проститутке с рабочим псевдонимом Порция («Как… Портос?» – робко спросила я, а она резко стрельнула на меня глазами и ответила: «Как у Шекспира, идиотка») четыреста евро за то, чтобы та посидела с мобильным телефоном у кафе на набережной Рива-дельи-Скьявони, попивая крепкий черный кофе и кутаясь в пальто с меховой оторочкой. Погода становилась холоднее, легкий снежок присыпал крыши и растаял, но за четыреста евро Порция не двигалась с места, а еще за двести на месте стояло мое водное такси. Его водитель сидел, задрав ноги на приборную панель, из уголка его рта свисала сигарета, а на коленях лежала раскрытая книжка о том, как все бросить и разводить в питомнике альпак.
Я устроилась на заднем сиденье такси, которое покачивалось на волнах от проплывавших мимо маршрутных автобусов, и наблюдала за кафе в бинокль.