Наверное, я нахмурила брови, потому что она зеркально сдвинула брови, и она спросила чуть громче, чем надо:
– В чем дело?
– Это вовсе не похоже на то, что вы сказали бы незнакомому человеку.
– Извините, я заставила вас… Понимаете, я не очень хорошо схожусь с новыми людьми.
– А по-моему, очень даже.
– Нет, – немного грустно ответила она. – Это не так. Рэйф таскает меня с собой на все свои приемы, пышные презентации, показывает на меня и говорит: «Вот глава нашей группы разработчиков, моя сестра». И мне все улыбаются, жмут ручку, а он продолжает говорить на тот случай, если я открою рот.
– Вы заговорили со мной.
– Вы были одна. Вы были несовершенны.
– И это все причины?
– Вы… вы хоть немного разбираетесь в моей области. Я могу разговаривать с людьми на работе, но они не до конца все это понимают, отнюдь не до конца, но вы были одна и несовершенна, и думали о мыслях, о том, что означает мышление, о разуме, людях и… Вы журналистка?
Эти слова вырвались быстро и внезапно, с почти ощутимым содроганием от одной этой мысли.
– Нет. Я не журналистка. Я пишу работу о «Совершенстве».
Она резко приподняла брови, внимание целиком обратилось на меня.
– И где?
– В Оксфорде, колледж Сент-Джонс.
– Вы знаете профессора Виккендара?
– Нет. Я специализируюсь по антропологии. – Легкий кивок, интерес почти мгновенно угас; гуманитарии ей наскучили, но я поднажала: – Меня интересует развитие понятия «совершенства» во временном контексте, а также построение собственного «я». «Совершенство» становится движением, и понятие переживает глобальное переопределение…
– Нет, не становится. И главное вовсе не в этом.
Я прикусила нижнюю губу, после чего продолжила, тщательно подбирая слова:
– Возможно, это не главное для вас, доктор Перейра, – задумчиво произнесла я, – но именно этим оно и становится.
– Главное – это мысль. Модели поведения, модели мышления, преодоление преград, поиск и прокладка новых путей… Извините, мне показалось, что вы все это понимаете, когда сказали…
– Вероятно, нам нужно внести ясность – существует наука, и существует продукт. Я веду речь о продукте.
– Ах, вот как. – Ее интерес почти угас, стоявшая перед ней лапша остывала. – Я напрямую им не занимаюсь.
Внезапно повисло неловкое молчание, резкое падение из высоких сфер, откуда мы начали. Я оглянулась по сторонам, и мой взгляд на мгновение встретился с глазами одного из двух охранников, которые тенью проследовали за Филипой в ресторан. Один стоял у двери, другой расположился в нише за несколько рядов столиков от нас, соблюдая положенную дистанцию.
– А что это за?..
Она пренебрежительно взмахнула палочками, не поднимая взгляда от тарелки.
– Мой брат беспокоится о моей безопасности.
– А вы в опасности?
– Рэйф владеет огромным капиталом. По-моему, он боится, что кто-то может попытаться меня похитить. Это, конечно же, смешно, но все же… – Я терпеливо ждала, и вот оно – вырвалось: – Ведь нашего отца убили.
– Извините, я не…
Она отмахнулась, прожевывая лапшу.
– Это было очень давно. По официальной версии, никого так и не поймали.
– А по неофициальной?
Легкое пожатие плечами. Это ее вряд ли интересует. Затем она внезапно затараторила:
– Это не беспокойство, в том смысле, не беспокойство как эмоциональная реакция, но разве не интересно, что в зале, забитом совершенными людьми, двое людей несовершенных почти сразу же находят друг друга. И образуются два сообщества – это должно заинтересовать вас как антрополога – красивые и уродливые. Красивые стоят, разговаривают и прекрасно чувствуют себя вместе, а уродливые едят лапшу. Это то, что вы отметили? В своем исследовании?
– Я… да. «Совершенство» подталкивает идеальных людей собираться вместе. Так же, как и Клуб ста шести.
– А вам от этого страшно не становится? – спросила она, взглядом отыскивая на моем лице что-то, известное только ей.
