Не снимая обуви – «Извини, Маруська!» – он влетел на кухню. Приготовился было идти в спальню, посмотреть, что с женой. Если спит, разбудить. Но будить Марусю не требовалось. Она была в кухне, стояла возле раскрытого холодильника и сосредоточенно заглядывала внутрь.
– Привет, малыш! – с облегчением проговорил Алексей. – Хорошо, что ты уже встала. Наверное, отлично выспалась? Ты вчера, видимо, так хотела спать, что даже платье не сняла, и улеглась поперек кровати! Я не стал тебя будить, лег в гостиной.
Продолжая говорить, он развернулся и прошел к встроенному шкафу, который находился в глубине коридора, собираясь достать чемоданы и сумки.
– Послушай, нам нужно… – Он оборвал свой монолог на полуслове. Что-то было не так.
Они с Марусей вместе уже много лет, и ни разу за все эти годы не случилось так, чтобы она слышала, как он обращается к ней, и не ответила! Она обязательно подходила поздороваться, когда он возвращался домой, желала доброго утра и спокойной ночи. И неважно, были они в ссоре или нет. Маруся, хвала небесам, не относилась к числу женщин, которые выводят мужчин из себя, пытаясь воздействовать на них ледяным безмолвием. Не умела сутками дуться, отмалчиваться и смотреть сквозь Алексея, цедя слова с каменным лицом.
Сейчас же Маруся никак не реагировала на его слова. Молчала, ни о чем не спрашивала. Вообще не замечала его присутствия! Так и не открыв дверцы шкафа, Алексей вернулся на кухню.
– Маруся! – позвал он. – Марусь, ты что, не слышишь? Ты обиделась, что ли? Не хочешь говорить со мной? – недоуменно произнес Алексей, появляясь на пороге кухни. Увиденное потрясло его настолько, что на какое-то время он утратил способность говорить и только обескураженно наблюдал за происходящим.
Жена все так же стояла у настежь распахнутого холодильника, но больше не изучала его содержимое. Медленно засовывала руку внутрь, брала что- то и принималась жадно поглощать. Она пихала в рот все подряд, без разбору: сырые овощи, колбасу, сыр, вчерашние котлеты. Открыла симпатичную масленку-домик, которую купила на маленьком базарчике в Ракушке, вытащила желтый кусок масла и вгрызлась в него, урча и причавкивая. Ела она неопрятно, куски прожеванной пищи валились на пол, прилипали возле рта. Масло размазывалось по лицу жирными пятнами.
Когда она достала из морозильной камеры и попыталась прокусить замерзший кусок сырого мяса, Алексей, с трудом подавляя тошноту, жалобно пробормотал срывающимся голосом:
– К-к-как? Ты… Маруся, господи, что ты делаешь?
Она не услышала, не прервала своей жуткой трапезы. Мясо оказалось слишком жестким, Маруся досадливо отшвырнула его в сторону и ухватила пакет ряженки. Зубами отгрызла угол и принялась пить. Бежевая густая жидкость проливалась ей на руки, текла по подбородку, но Маруся ничего не замечала.
Алексей отвернулся и прижал ладони к вискам. Так и стоял, пока не услышал, что дверца холодильника захлопнулась с мягким глухим хлопком. Завтрак окончен. Он боялся обернуться и посмотреть, что теперь творится за его спиной. Потом все же решился и с содроганием взглянул на жену. Зрелище было одновременно жалкое и отталкивающее. Маруся, в измятом, заляпанном, перепачканном платье, с чумазым лицом босиком стояла возле стола и смотрела куда-то вбок. Начесанные, спутанные со сна волосы возле лба измазаны чем-то красным. Видимо, кетчупом. В позе сквозила неуверенность: казалось, ей очень тяжело стоять, или вместо ног – протезы. Алексея она упорно не замечала.
– Маруся, – тихо позвал он, больше не надеясь, что она отзовется. Она и не отозвалась, тупо, безо всякого выражения на грязном лице, уставившись в сторону окна. Алексею казалось, что это – как выражалась Алиска, «край», дальше некуда. Однако уже в следующую минуту отчетливо понял: все только начинается. Его жена, нежная и деликатная Маруся, которая смущалась и краснела по любому поводу, расставила ноги чуть шире и принялась мочиться на пол своей тщательно прибранной кухни. Моча стекала по голым ногам, растекалась широкой лужицей. Воздух стал наполняться резким неприятным запахом.
Алексей едва успел выскочить из дома, и его вырвало прямо возле крыльца.
Спустя час он все еще сидел на скамейке во дворике и курил сигарету за сигаретой, прикуривая одну от другой. В голове шумело. Руки были ледяные и влажные. Он никак не мог сообразить, что ему делать. Нет, конечно, все было очевидно: Марусю нужно срочно показать врачам. Ее состояние может быть вызвано каким-то серьезным заболеванием. В голове всплыло слово «эпилепсия». Может быть, это последствия шока от потери дочери? Алексей костерил себя последними словами: с головой уйдя в свои переживания, он совсем не уделял времени жене. Не разглядел, что с ней происходит что-то страшное, что она больна. Дай бог, чтобы это было временное помутнение. А если это с ней надолго? А если навсегда?
Алексей прикурил очередную сигарету и судорожно, глубоко затянулся. Он презирал себя за малодушие и растерянность. Но не мог пересилить себя, побороть эмоции и вернуться в дом. Все дело было в том, что Маруся выглядела абсолютно, совершенно ненормальной. Безумной. А у Алексея с детства был страх перед сумасшедшими.
Бабушка по отцовской линии, та самая Мария Сергеевна, которая восхищалась цветущими толстушками, под конец жизни повредилась рассудком. Что послужило толчком, точно неизвестно. Возможно, все дело было в сахарном диабете. Но только бабушка, прожившая семьдесят один год и умершая, когда Алексею было девять, последние пару лет почти никого не узнавала, путала имена, фамилии, даты и не ориентировалась в событиях.
Максим Петрович был ее единственным сыном. Сделать из него врача было мечтой всей ее жизни. Сама бабушка работала учительницей начальных
