– Я ведь, кажется, попросил молчать? Иду я на Елагин остров, мимо Старой Деревни, очень уж меня туда тянет… и я догадываюсь, что этому причиной… И еще, это уже вопрос к тебе, крошка: почему этих тварей-марей так много по Питеру бродит? Этак они всех нас, людей, сожрут в обозримом будущем.
– Не ведаю, о Великий! Всех не сожрут, бо сытные-то ночи-то редки да коротки.
– Сытные? А, ты намекаешь на полнолуние? Но мне кажется, что как раз сегодня… хотя… Ну, ну, продолжай.
– Луна для сытости маловата, хоть круглая свети, хоть рогами. А только ночь сегодня сытная. Зимою совсем их не бывает, а летом они бывают. Но не каждое лето, через второе на пятое… В такие ночи кто посильнее из нечисти, способны прямо даже под небом, не в дому, не на кладбище, жрать людишек послабее. Не всех, а кто ослаб, вот.
– Санитары леса, понятно. А как ты оценишь ту синявку… ту женщину, что я встретил и отрезвил? Как она – все еще слаба?
– Не ведаю, о Великий! Покрепче стала, и ты ее защитой укрыл, небось не позарятся мары-то!
– А ты, к примеру, могла бы съесть ее или захотеть съесть?
– Как того повелишь, о Великий!
– А сама, своею волею могла бы захотеть ее съесть? А, Букач? Я, по-моему, внятно спросил?
Засуетилась моя нечисть на моем плече, куда она опять взобралась, пятками топочет мелко-мелко, хоботок в пасть сунула и моргает глазенышами, а они багрово так отсвечивают, неуютно для человеческого погляда… Мне даже искоса и вблизи все это хорошо видно, и я уже научился понимать эти микродвижения: вопрос ее затруднил, и она боится «прогневать овеликого» своим ответом невпопад…
– Не гне… Я это… как прика… Маны-то мало, да вся невкусная, побитая… В голодную бы пору – да, о Великий, захотела бы…
– Ок, спасибо за ответ, теперь помолчи. И молча, пока необходимость в том не возникнет, будешь ехать у меня на плече, ибо нечего тебе в планшетке делать. Сиди, смотри, озирай окрестности, переваривай добытую в бою ману, почуешь важное – сообщай, не дожидаясь моего разрешения на разговор. Понятно?
– Да, о Великий, как ты добр!
Душевное неравновесие – вот что во мне поселилось! То я зол и раздражен, то я весел, то спокоен, как глиняный божок, то равнодушен, то трушу – и все эти эмоции меняются во мне, в душе моей, словно картинки-узоры в детском калейдоскопе, стремительно и как бы… непредсказуемо для меня самого… недостаточно мотивированно, что ли…
Я истратил часть своего времени и часть своих сверхъестественных сил для спасения и «ремонта» этой немолодой алкашихи – зачем? Я ведь бескорыстно совершил сей мелкий подвиг, даже «спасиба» с нее не взял… И в принципе не собирался меценатствовать еще за пять минут до встречи – а сделал! Почему? С какой целью?.. Нет, не знаю внятного ответа, хоть застрелись! Но вот железно, без малейшего сомнения уверен: не мог не сделать, еще раз повторить ситуацию – точно так же поступил бы, и дело вовсе не в донкихотстве… Что-то зреет во мне, что-то живет забытое, и я должен это вспомнить, вызволить воспоминания! Что-то очень-очень-очень важное должен я постичь! Важное для меня!
– Я не ведаю, о Великий! Я не поняла, не гневайся!
– Ай… да это я не тебе, кроха, это я так думал и вслух выкрикнул. Не гневаюсь я. Эти огоньки по левую руку – это что? Это мары? Смотри: все кладбище в огоньках!
– Не только мары, о Великий, мар там нынче не обильно. А маны мно-ого… мана вкусная…
– Хочешь отлучиться и пособирать? Так, что ли?
– Как прикажешь, о Великий, а без тебя-то мне боязно, чуждо, вдруг и непосильно…
– Чужие пастбища, типа?
– Да, о Великий.
Букач мне теперь легче понимать без слов, для этого мне достаточно как бы настроиться на волну ее нехитрых помыслов и хотений. Меня она считает достаточно крутым, чтобы отметелить или пожрать всех ее врагов из невысокой нечисти, а без моего прикрытия орудовать боится. Может, оно и так, вполне может быть, ибо я действительно усилился не по-детски, но что-то не хочется мне это проверять ментальной атакой на ночное Серафимовское кладбище. Пусть его мертвые обитатели покоятся с миром, а остальные самостоятельно разбираются между собой.
– Пусть пасутся, а мы дальше пойдем.
– Как прикажешь, о Великий!
И мы пошли дальше, мимо тяжелого и мрачного даже днем здания ЛОМО, своими этажами-плитами отчетливо напоминающего майянские пирамиды, мимо тускло светящейся по ночному времени станции метро «Старая Деревня», полупрозрачной, похожей на янтарную каплю, с увязшим в ней ментом- дежурным, через железнодорожную одноколейку…
Я шел, озираясь с умеренным любопытством, а сам все вспоминал, заново переживая «боестолкновение» с марой, которое так легко и быстро завершилось моей победой. Хорошо помню, как я предполагал бить ее «когтями» и заранее тревожился, что на расстоянии вытянутой руки она тоже, так или иначе, до меня дотянется… с неприятными последствиями… А вышло иначе: я ее огненным копьем загарпунил!.. Или это была молния? А что когти мои,
