На полу, словно по волшебству, прямо у них на глазах из ничего возникали кровавые пятна. Красный след пробежал под ботинками Артура, перебрался в холл и потянулся вверх по лестнице.
– Он оставляет кровавый след! – воскликнул ирландец, радуясь, что им так повезло. – И надо действовать быстро!
Конан Дойл в два прыжка очутился рядом со своим секретарем, который по-прежнему лежал на столе, схватил бесчувственное тело под мышки и поволок к двери. Следуя его примеру, остальные подняли кучера. Тот лишь тихо стонал, словно не хотел причинять им лишнего беспокойства своей бедой. Когда старика опустили на пол в холле, он поднял на Джейн лихорадочно блестевшие глаза.
– С тобой все в порядке, дорогая? – пробормотал он, из последних сил послав ей улыбку. – Только бы с тобой ничего не случилось…
Тронутая словами едва знакомого человека, Джейн заверила его, что о ней можно не беспокоиться.
– Бедный, у него начался бред… – сказал Уэллс. Он почувствовал укол ревности при виде странной заботы, которую кучер проявлял по отношению к Джейн.
Конан Дойл положил Вуда рядом с Баскервилем. Кучер теперь смотрел в потолок и судорожно раскрывал рот, как рыба, вытащенная из воды. Струйка крови медленно текла у него из уголка губ. Артур с профессиональной сноровкой осмотрел рану старика, и во взгляде его мелькнула бесконечная жалость – все поняли, что положение кучера безнадежно.
– Джордж, отнеси его в экипаж и постарайся остановить кровь с помощью… Ну, сам сообразишь, как это сделать… – Он вздохнул, зная, что ничем не способен помочь раненому, потом посмотрел Уэллсу в глаза: – Теперь слушай меня внимательно: мы с Гилмором поднимемся наверх. – Он бросил рассеянный взгляд на лестницу. – Если мы не объявимся через пятнадцать минут, отправляйся звать кого-нибудь на подмогу. Запомни: пятнадцать минут – и ни минутой больше!
Уэллс покорно кивнул. Охота, которую затевал Конан Дойл, казалась ему сущим безумием, но на спор с ним у него не хватило духу. Артур велел ему эвакуировать раненых, и эта задача была невероятно простой по сравнению с той, какую он взял на себя, поэтому лучше было безропотно подчиниться.
Конан Дойл повернулся к Мюррею:
– Ну как, ты идешь со мной, Гилмор?
– Разумеется, – с улыбкой ответил миллионер. – Но если нам суждено погибнуть вместе, Артур, думаю, ты мог бы хотя бы сегодня называть меня просто по имени – Гиллиамом.
XXI
Пока Джейн с мужем выносили из дома кучера, Мюррей и Конан Дойл направились к лестнице. Уэллс боялся за них, и не столько за жизнь Артура, который всегда казался ему почти неуязвимым, сколько за жизнь Монти, поскольку к тому смерть уже явно начала примериваться – возможно, из-за проявленного к ней неуважения, когда он инсценировал свою гибель в четвертом измерении.
– Подожди, Артур! – подал голос Мюррей. – Думаю, нам будет маловато пары шпаг. – Он подошел к одной из стен, снял с нее огромную железную булаву и церемонно вручил товарищу. – Судя по всему, она просто ждала тебя. Кроме того, как я понял, ты у нас слывешь великим бэтсменом?[32], так ведь?
Писатель повесил шпагу на пояс, двумя руками взял булаву и с довольным видом прикинул ее на вес.
– Это фантастическое оружие, оно и вправду достойно благородного рыцаря! – заявил он. – А что выберешь ты, Гиллиам?
Мюррей обернулся. В руках он держал арбалет, заряженный стрелой еще со дня их первой поездки сюда, когда Конан Дойл демонстрировал им сложности его устройства.
– Вынужден признаться, что сам я никогда не считал себя таким уж благородным человеком, – объяснил он с кривой ухмылкой.
Артур поднимался по лестнице первым. Кровавый след даже в полумраке был хорошо виден на белых ступенях. Миллионер не отставал от него ни на шаг, на ходу засовывая за пояс запасную стрелу. Он схватил ее со стены после минутного колебания, ведь две стрелы – лучше, чем одна, однако, вспомнив урок Конан Дойла, искренне понадеялся, что ему не придется его перезаряжать. На какой-то ступеньке они нашли шпильку Джейн. Писатель нагнулся и бережно взял ее за кончик. Он сразу заметил, что шпилька тяжелее обычного, и медленно провел пальцем от конца до конца, где подушечка пальца наткнулась на что-то мягкое и вязкое. Конан Дойл скривился от отвращения:
– Боже, кажется, на шпильку насажен его глаз… Пусть меня повесят, но я не понимаю, что тут все-таки происходит.
Он брезгливо бросил шпильку обратно на ступеньку и снова зашагал вверх. Мюррей постарался не наступить на нее.
– Ну, если уж ты, известный специалист по таким делам, ничего не понимаешь… Наверное, надо было порасспросить твоего настоящего медиума, не зря же ты приволок его из Африки! – предложил он с деланным энтузиазмом. – Как ты его потом назвал? А, Вуди! Хотя, согласись, Вуди звучит не так эффектно, как Великий Амонка.
Конан Дойл шел, сосредоточив внимание на блестящих рубиновых каплях, которые подобно отвратительным цветам вырастали неведомо откуда. Он тщательно осматривал каждую ступеньку, опасаясь, как бы человек-невидимка вдруг куда-нибудь не свернул или не двинулся той же дорогой назад.
– Вряд ли сейчас самый подходящий момент для разговора на эту тему, Гиллиам, – отмахнулся он.
