одиссея Маркуса Риза, День хаоса – какими мы их запомнили и именно благодаря тому, что мы их запомнили… Кстати, наша с вами нынешняя история, в которой ничего подобного не случилось и в которой мы избежали эпидемии, а значит, и ее чудовищных последствий, тоже существует, и существует она потому, что кто-то, возможно, как раз сейчас вспоминает или рассказывает ее. Возможно, все мы – воспоминание о воспоминании и еще о другом воспоминании – и так до бесконечности.
– Да что все это, черт возьми, значит? – взвыл Мюррей.
– Пожалуй, так оно и есть, мистер Конан Дойл, – одобрил его выводы Рэмси. – Вероятно, существование есть не что иное, как вечное и цикличное повторение, плагиат у самого себя, – и это похоже на змея, кусающего собственный хвост…
– Или одна из тех вещей, которые происходят просто потому, что могут произойти… – добавила Джейн с загадочной улыбкой.
Муж глянул на нее в недоумении.
– А почему же никто, кроме нас, ничего не помнит? – спросил Клейтон.
– Все вы прикоснулись к Высшему знанию, постигли глубинный смысл того, что с вами происходило. Вы были наблюдателями. И потому в некотором смысле чужими в собственном мире – во всяком случае, на время. А вот для них, – Рэмси кивнул в сторону тех, кто проходил мимо музея, – Дня хаоса никогда не было, поскольку они никогда не переставали целиком и полностью принадлежать своему миру, где ничего такого и вправду не случилось. Нельзя помнить того, чего не было. Вы же наделены особым складом ума и в полной мере освоили искусство воображения, а это позволило вам на несколько часов стать зрителями и актерами одновременно. Вы видели то, что не произошло, но могло произойти, иными словами, именно в силу последнего и произошло. – Рэмси оглядел их сияющим от счастья взглядом, потом вздохнул и кивнул на двери музея: – В точности как этот юноша, сторож. Ум у него устроен точно так же – и ему кажется, будто для него не исключены другие жизни. Похоже, в глубине души он подозревает: есть множество миров, где его судьба сложилась иначе. Он научился давать волю воображению, поэтому помнит случившееся – правда, как сон. И еще… никогда не пытайтесь все это понять. Просто… почувствуйте. Именно в этом состоит подлинная красота здешнего мира, где главную роль играют чувства, волшебство, тайна… Сегодня вы прикоснулись к Высшему знанию… Скажите, разве вы стали счастливее любого из вон тех невозмутимых прохожих? Нет, конечно же нет. Жажда знания, власть разума… Именно эти вирусы погубили мой мир и чуть не заставили нас погубить и ваш тоже. С самого зарождения нашей цивилизации мы на Другой стороне с таким пылом пытались расчленить все окружавшие нас тайны, что добились только ускорения распада… Но я уверен, настоящая ткань бытия, последнее звено за субатомными уровнями – воображение. Всякий, кто захочет понять чудо, безвозвратно его разрушит. Этот урок кое-кто из нас уже усвоил и должен передать его остальным именно сейчас, когда мы возродимся в одном из тамошних миров. Скорее всего, нам понадобится ваша помощь, друзья мои. Помощь тех, кто еще не забыл…
– Вы всегда можете рассчитывать на содействие спецподразделения Скотленд-Ярда, профессор Рэмси, – откликнулся капитан Синклер.
– Спасибо, капитан. Агент Клейтон, недавно вы сказали, что те чудесные колонны придумал сэр Уильям Крукс… – Полицейский кивнул. – Так вот, думаю, у меня перед старым другом остался долг. Когда-то я обидел его и просто обязан многое ему наконец объяснить… очень многое. – Рэмси с мечтательным видом посмотрел на небо. – Сколько всего предстоит сделать! Церкви Знания придется поменять свое название – возможно, она будет называться Церковью мечтаний…
Клейтон откашлялся:
– Если уж речь зашла о мечтах, профессор… Когда я потерял сознание в Камере чудес… Хотя… наверное, я должен сперва сказать, что во время обмороков мне обычно снится некий мир, где… Трудно объяснить. Дело в том, что в том мире однажды тоже настал День хаоса… и я… рассказал все, что у нас происходило… кое-кому оттуда.
– Мне известны ваши сны, агент Клейтон. – Рэмси улыбнулся. – И поверьте, они были очень важны для победы. Способность мечтать стала спасением для вашего мира, уверяю вас, и это отнюдь не поэтическое преувеличение… Я с удовольствием объясню вам также, какую пользу принес взятый у вас когда-то образец крови… – Профессор опять улыбнулся, заметив растерянность Клейтона. – Только чуть позднее… Сейчас вы, вероятно, хотели бы задать другие вопросы. Запомнит ли ваш кое-кто все, что было, раз уж он достиг Высшего знания? Имеют ли ваши обмороки какую-то связь с вирусом хронотемии? И сможете ли вы и впредь мысленно совершать прыжки в тот мир?
– Я… Да, разумеется, я был бы счастлив услышать ответы на эти вопросы, но на самом деле мне хотелось бы спросить… не может ли какой-нибудь Исполнитель перенести меня в мир моих сновидений. Не только мысленно, но и физически…
Рэмси пристально посмотрел на него, потом печально покачал головой:
– В какой бы мир ни занесла ее судьба, она везде будет чудовищем, и вы это знаете. А если вы сами попадете в родной для нее мир, то, боюсь, уже ваша природа будет выглядеть там чудовищной… Мне очень жаль, но я уверен: ни вы, ни она не будете счастливы ни в одном общем для вас мире – слишком разные реальности вас породили. Видно, ваша любовь из тех, что случаются только в мечтах.
Если его слова и ранили Клейтона, то на лице агента не отразилось ничего – он лишь едва заметно несколько раз моргнул. Внезапно в разговор вмешался Конан Дойл:
– Но ведь возможно перенести кого-то в мир, подобный нашему, не правда ли? – Он дернул за руку Мюррея и вытолкнул его вперед.
Рэмси кивнул. Артур еще раз слегка подтолкнул Мюррея, который никак не мог понять, чего от него хотят. Но вдруг миллионера озарило:
