Было слышно, что старик крайне возмущен, но силы его на исходе. Он срывался на визг и тяжело дышал с присвистом.
— А это не ваше дело! Чем меньше вы будете знать, тем крепче будет ваше здоровье. Все, я больше не могу находиться в вашей пыточной, идемте в комнату и извольте сделать мне чай, — дверь опять яростно звякнула витражными вставками.
Романов не стал дожидаться встречи с хозяйкой и одним махом выпрыгнул в распахнутое окно, прижимая к себе папку.
Он вошел к себе, теперь уже с первого раза угадав правильный замок, бережно положил папку на стол и увидел, во что превратились его рубашка и джинсы — хоть сейчас кидай на сковородку и жарь до румяной корочки. Для начала он вымыл руки и хотел было сунуть промасленную одежду сразу в мусорное ведро, как вдруг вместе с мельком пронесшейся мыслью о порошке, замачиваниях и отстирываниях он вспомнил утренние упражнения Кирпичика с футболками. И сразу же строчку из памятки Александрии Петровны: «некое бытовое действие, которое вы совершаете в первый день пребывания в городе», «нелепые, несвойственные вещи», «то, что вы делаете редко». Кнопка! То, что по мнению местных запускает исполнение желания. Ну, допустим, звучит это как бред. И у него есть свое собственное решение. Но и бред тоже стоит проверить. Он открыл воду и засунул рубашку под струю. Как это вообще делается без стиральной машины: в холодной воде или в горячей?
Перед Светиной дверью лежал коврик с подмигивающим Микки Маусом.
— Митя? — Света стояла в прозрачной ночной рубашке и ошарашенно смотрела на него, щеки ее постепенно заливались румянцем.
Он вдруг увидел себя ее глазами. Раскрасневшийся, мокрый и к тому же в одних джинсах.
— Мне бы стирального порошка, — сказал Романов извиняющимся голосом.
Света шагнула к нему на площадку.
— Какого порошка? — Романов решил, что она собирается его обнять.
— Стирального, — сказал Романов нарочито резко, взял Свету за плечи и почти втолкнул в квартиру. Ее кожа была горячая, как бывало с пацанами, когда они болели и засыпали у него на руках.
Привыкнув к полумраку, он увидел, что рядом с разобранной постелью горит торшер, а на массивном письменном столе, свернувшись под клетчатым пледом, спит Кирпичик.
— Можно, я его подниму? — спросил Романов, черт его знает, как это у них тут работает, может, нужны все участники события, в прошлый раз они стирали вдвоем.
Света только махнула рукой.
— Приятель, проснись, — Романов тронул Кирпичика за плечо.
Тот дернулся, открыл глаза и сказал:
— За кефиром еще рано.
— Пойдем, поможешь мне.
Кирпичик потер глаза, нащупал под подушкой очки, надел их и посмотрел на Романова.
— Попробуем постирать, как с утра.
— Сначала стирали. Потом регистрация. Не сработает, — отчеканил он и упал вихрастой головой на подушку.
— Поднимайся, расскажу, как я привидение видел. Красивое!
Света, завернутая в махровый халат, с мрачным видом протянула Романову пакет с порошком и бумажный сверток.
— Но учтите, вчера порошок был другой, он кончился. И возьмите еще вот бутерброды и термос.
Романову захотелось ее рассмешить.
— А мне недавно рассказали, что у Мироедова был бриллиантовый зуб, — он выпятил челюсть и сощурил правый глаз.
— Врут, на самом деле у него была деревянная нога, — Света поджала губы.
— Да! И вооот она! — страшным сиплым голосом закричал Романов, резко выкинул ногу вперед и подтянул джинсину. Света охнула от неожиданности и звонко расхохоталась, закидывая голову.
Ванна наполнялась, Романов засыпал порошок, который тут же превратился в переливающиеся под светом лампочки пузыри. В эту горячую пену сразу захотелось упасть. Романов кинул туда рубашку, поискал и добавил к ней вчерашние, испачканные в ливень, белые брюки, немного подумал и погнал Кирпичика за майками, сохнувшими на балконе. Кто его знает, что тут имеет значение.
— Полагается повторять все точь-в-точь или могут быть варианты? — Романов смотрел, как множатся пузыри.
— Кажется, важно общее направление, — Кирпичик сидел на краю ванны, клюя носом, и постоянно поправляя сползающие очки.
Закрыв дверь за Кирпичиком, Романов несколько минут стоял, слушая тишину, и этот звук казался ему непривычным. Он сел у окна, автоматически хлопая себя по карману в поисках сигарет, хотя весь свой разрешенный лимит он, конечно, уже выкурил. Бутерброды и кофе были очень кстати.
— Добрый день, Романов, — сказал он сам себе, — ты большой молодец сегодня, ты славно поработал.
Первый раз за очень долгое время он был до странности спокоен, как будто нашел неустойчивую точку равновесия. И хотя холодный страх за пацанов
