Удовлетворение, которое приносил ему секс, было всецело связано с достижением оргазма женщиной, с которой он в данный момент соединялся. Женский оргазм, по всей видимости, обладал огромным энергетическим воздействием на организм Пабло, и эти моменты становились для него источником его сил. Сам же он не кончал.
Тем не менее вопрос о рождении детей не давал ему покоя. Он проявил такую настойчивость в этом вопросе, что специалисты в конце концов пообещали ему новый экспериментальный набор препаратов, который и стал применяться с августа 2016 (3111) года. Заранее скажу, что новые препараты никак не повлияли на репродуктивные способности воскрешенного, однако в остальном его состояние (в свете изменившейся фармакологии) сделалось настолько просветленным, что проблема деторождения совершенно перестала занимать его мысли.
В середине августа Пабло приступил к работе над зеленой серией. Доцент Мандельштам полагает, что именно тогда Пабло достиг высшей ступени созерцания в мирах, обозначенных тем или иным цветом. Зеленый цвет занимает высшее место в суфийской иерархии цветных миров.
В начале августа 2016 (3111) года произошла маленькая революция: Пабло на глазах у нескольких сотрудников института впервые выпил глоток воды. Это событие вызвало бурное ликование в среде ученых, которые плотно работали с воскрешенным. Все горячо поздравляли доктора Зеленина, подобравшего новый фармакологический коктейль для Пабло.
Кажется, Пабло также был рад достигнутому прогрессу. С того дня он начал понемногу пить воду: сначала не больше глотка в сутки. Но уже через пару недель он смог выпить целый стакан воды. Впрочем, никаких других напитков его организм по-прежнему не принимал. Попытки подкрасить воду слабым чаем или соком или даже растворить в воде немного сахара давали негативный результат: Пабло отказывался от напитка или выплевывал выпитое. Однако вкус чистой родниковой воды начал постепенно нравиться ему. Даже цвет его кожи слегка изменился — стал чуть теплее, что ли.
Отныне вода стала привлекать к себе его пристальное внимание: он мог включить кран и долго созерцал льющийся из-под крана поток. Он постоянно смотрел в окно, на реку.
Он снова полюбил гулять днем, более не боялся солнечного света, и, если санитар Зильберштейн, по разрешению профессора Ермольского, сопровождал Пабло на короткую прогулку к реке, последний выглядел счастливым. Плавать в реке ему, правда, не разрешали.
Вода, как я вскоре установил из разговоров с ним, ассоциировалась в его сознании с зеленым цветом. В этот период он работал над картинами зеленой серии. В его работе произошли изменения, причем это касалось как стиля, так и метода. Прежде всего это было связано с его изменившимся отношением ко мне. До этого я совмещал роль подмастерья с ролью психотерапевта: я «раскручивал» его на работу посредством разговоров об искусстве, но также мыл кисти, замешивал краски (под его руководством), короче, выступал в качестве ассистента. До зеленого периода Пабло не проявлял ни капли интереса к моему творчеству, а также вообще к тому, что произошло в искусстве после его смерти в 1973 году. Это отсутствие любопытства казалось мне поразительным. Иногда он демонстративно отворачивался или даже грубо отталкивал меня, если я пытался показывать ему какие-то издания, журналы или каталоги, посвященные современному искусству.
В зеленый период ситуация в этом отношении изменилась.
— А что вы, собственно, делаете в вашей нынешней жизни, барон де Лур? Неужели вы действительно стали художником? — как-то раз спросил он меня, наблюдая за тем, как я мою кисти под струей воды.
Я рассказал ему, что в настоящее время практикую рисование на живых телах, собственно, я рисую на коже обнаженных девушек. Я показал ему фрагмент фильма, где я разрисовываю несколько обнаженных моделей, причем использую водостойкие краски, и разрисованные девушки плещутся и танцуют в воде бассейна.
Этот короткий фильм настолько понравился ему, что он просил показать его снова и снова. После этого мой статус резко возрос в его глазах: из подмастерья-психотерапевта я даже сделался кем-то вроде соавтора. Некоторые из картин зеленого периода написаны нами совместно и представляют собой диалог двух художников, запечатленный на холсте.
Как я понял из пояснений Пабло, зеленый цвет в его глазах олицетворял не только воду, но также открытость, общение, приятие, собеседование…
Впрочем, избавившись от зацикленности на себе, Пабло все же не пропитался скромностью, скорее наоборот. Он и раньше часто употреблял в отношении себя словечко «гений», но теперь к этому титулу прибавился новый. Теперь он говорил о себе «гений и святой».
Не знаю, в чем он усмотрел признаки собственной святости.
Наши институтские психологи полагали, что таким образом Пабло сублимирует невозможность иметь детей — этот изъян своего воскрешенного тела он со временем стал рассматривать как знак своей если не божественной, то, во всяком случае, святой природы. Будучи существом мощным и самонадеянным, Пабло на моих глазах пережил эволюцию от полузамороженного пациента к гению, а затем к «святому». Теперь ему предстояло вступить в сообщество шарообразных богов, что вскорости и произошло после того, как выпал первый снег. Пабло приступил к работе над белой серией.
Почти целый год с некоторыми перерывами (длившимися, впрочем, не более двух-трех недель) я провел в Институте имени Николая Федорова в постоянном общении с воскрешенным Пабло. Мое сотрудничество с институтом началось в конце января 2016 года и резко оборвалось в конце декабря,
