— С чем?
— С салатом. Это гениальное изобретение нашего шеф-повара: салат, названный в честь герцогини Оливии! Все его просто обожают, рецепт содержится в строжайшей тайне, а шеф-повара у нас двенадцать раз пытались подкупить и шесть раз выкрасть!
— Может быть. Но для меня это месиво со странным запахом, на которое я даже смотреть не могу.
— Гм, может что испорчено. Дайте-ка вилку.
Я попробовала салат. Все нормально, как положено, и соли в меру, и перцу, и огурцов. Незаметно я умяла весь салат под восхищенным взглядом Маттео.
— Ну вот, а вы боялись. Маттео, чем же вас тогда кормить?
— Я привык есть перловую кашу и ржаные сухари.
— Понятно, тюремный рацион. Подумайте, может, перейти на гуляш, супы, хотя, конечно, мы разорены и кухня будет скромной, но все-таки. Я не могу позволить своему другу питаться, как дворовая собака.
Маттео посмотрел на меня так… Так…
— Я готов есть хоть гвозди за то, что вы назвали меня своим другом.
— Нет! — коварно воскликнула я. — За это я приучу вас пить чай с печеньем!
И я чмокнула его в щеку. Ту самую, на которой было раньше родимое пятно. Секунд двадцать мне казалось, что Маттео от этого поцелуя умрет на месте. Он так посмотрел на меня… Можете сами решить как.
— Идемте, я покажу вам наш замок. Конечно, раньше он был пороскошней, но и сейчас годится для житья.
И мы пошли.
— Вот это — малая столовая, Маттео. Здесь в основном питались мы с Оливией, ибо герцог будними днями всегда заказывал еду в свой кабинет на галерее.
— А почему он не хотел есть вместе с вами?
— Вы полагаете, покойничек был сама любовь и приятность? Вы ошибаетесь. Может, конечно, на официальных приемах он и блистал человеколюбием, остроумием, элегантностью и всем, о чем можно подумать, читая его стихи. На самом же деле это был хмырь из хмырей, который никого терпеть не мог, особенно свою дочь.
— Как же вы вышли за него замуж? Он принудил вас?
Я рассмеялась:
— Скорее уж я его. Герцогству грозила серьезная опасность, и для того, чтобы ликвидировать ее, мне пришлось силком затащить герцога в венчальную часовню. А он и внимания не обратил! Правда, иногда бормотал что-то типа «вы герцогиня, вам и выбирать обивку кресел» или «не мешайте мне творить». Так что вряд ли я страдаю любовью к старине. Тем более к старине, коего звали Альбино Монтессори.
Произнеся его имя, я поежилась, потому что меня словно холодом обдали.
— Как странно, — сказал Маттео. — Будто открыли двери в погреб.
— Дух покойного летает, наверно, — беспечно молвила я. — Не бойтесь, Маттео, я сумею за всех нас постоять!
— Мне бы хотелось, — медленно молвил Маттео, — самому произнести эти слова.
Ой, ой, ой, вот она, пресловутая мужская гордость! То, что писюлина шестнадцати лет может из грязи золото лепить в буквальном смысле — это все, как говорится, бабкина стряпня, а вот если б он сам золото лепил, и мечом махал, и галактики взрывал — вот это дело, это правильная постановка вопроса! Конечно, его задевает: я — писюлина и вон какая крутая, а он пожилой уже…
— Маттео, сколько вам лет?
— Двадцать девять.
Конечно, пожилой. Какие там могут быть силы. Будем считать, что в Кастелло ди ла Перла он вышел на пенсию.
— Почему вас вдруг заинтересовал мой возраст, Люция?
— Да так. Выглядите молодо, подтянуто.
— Я занимаюсь упражнениями с мечом и протазаном с восьми лет.
— Вы что же, рыцарь?
— Нет, я не посвящен. Я простолюдин, сирота. В пять лет меня, голодного и оборванного, нашли в доках Бердаунского порта. Я даже говорить не мог, ну вот и отдали меня в сиротский приют, где я очень скоро превратился в истощенного, но злобного и не дающего себя в обиду волчонка. Однажды в приют пришел старик рыцарь, который был смертельно болен, но при этом он хотел передать кому-то достойному все свое мастерство. А тут как раз завязалась драка, и он выбрал меня в ученики. Сначала я осваивал кинжал, подрастая — меч, протазан, алебарду, лук, метательные ножи. Умирая, учитель сказал, что самое главное в его учебе — мастерство понять и не убить. Я очень долго скорбел после его смерти, я не хотел быть среди людей и устроился комендантом тюрьмы. У меня там было два любимых занятия — снова и снова упражняться в технике боя, доводя ее до совершенства…
