Королевство на грани нервного срыва

— Значит, будем исправлять. У девушки из общества должны быть глаза-небеса, а не два пистолетных дула!

— Мессер Софус, я вам так рада! Если вы позволите вас обнять…

— Люция, не стоит.

— Почему?

Софус спрыгнул с моей груди и медленно отвернул одеяло.

Я подняла руки к лицу и пискнула, как придавленный мышонок.

Моих рук ниже локтей просто не было. Две малосимпатичные культи — вот что теперь было моими руками.

Все молчали.

— Ну, — сказала я. — Попробую восстановить. Сейчас я слаба, но… Сколько времени я проспала?

— Три с половиной года.

— Сколько?! Правда, что ли? Ой, кошмар.

— Да, но именно в тот момент, когда заснула ты, проснулась Оливия. Так что у мессера Гренуаля работы даже в некотором смысле прибавилось. А Оливия решала все вопросы с королем.

— Какие вопросы?

— Знаешь, сколько чистого золота, абсолютного золота ты сделала? Четыреста тысяч тонн. Король чуть с ума не сошел. Но быстро оклемался и в рекордно короткие сроки создал Златоград. Так называемый. Город обнесен огромной стеной с разными ловушками и степенями защиты, там ведется разработка золота. Там работают шахтеры, которые никогда не выйдут за стену живыми, но зато здесь их семьи сыты и богаты. Построен перерабатывающий завод — золото требуется обеднять примесями, как полагается, до определенной пробы, плавить, формовать, ставить государственные клейма. Вот, три года прошло, а работы не убавляется, еще и на треть не убавилось.

— Ты вырастишь свои руки, как с полпинка, — быстро сказала Оливия. — А если нет…

— Я еще не знаю. Я хочу спать.

Я была слишком напугана происшедшим со мной и ушла в сон, как в убежище, где меня никто не обидит.

И все ушли в темноту, а я снова ощутила под щекой прохладу мокрой травы. Я поняла, что хочу стать такой травой, чтобы по мне шли босые ноги влюбленных…

— Люди, Люди, проснись!

— Господи, я так боюсь, что она опять надолго заснет.

— Отпустите меня, — заплакала я. — Что вы пристали, я больше не хочу жить. Я устала. Я очень хочу спать…

— Я знаю, что делать…

— О, нарисовался, тюремный комендант.

— А вы нахалка, хоть и герцогиня.

Снова проваливаясь в долгий сон, я почувствовала, как остатки моей руки осыпают нежнейшими поцелуями, и шепот, как аромат одуванчика, окутывал меня: «Я не дам тебе пострадать. Я исцелю тебя, милая». Во сне теперь не было страшно. Я шла по полю огромных, пушистых, нежнейших одуванчиков, падала в них, целовала, утыкалась лицом, вся перемазалась в желтой пыльце, но чувствовала, что возвращаюсь к жизни, что сердце мое оттаивает, страха и скорби в нем больше нет… И я открыла глаза.

И подумала, что снова сплю.

Моя комната была уставлена вазами и даже ведрами с сиренью, одуванчиками, ирисами, вишневыми ветками, гиацинтами, медуницей, вербой.

— Небеса, как это прекрасно!

Помогая себе культями, я села в кровати и огляделась. Цветы были вокруг, даже на одеяле, словно боевое оцепление, не дающее мне уйти в пустоту.

За огромным окном синело совершенно безмятежное небо. А в оконной нише спал, свесив руку, Маттео. На полу валялся раскрытый том «Начал астрофизики».

— Маттео, — одними губами произнесла я.

Он тут же открыл глаза, и они засияли.

— Вы очнулись Люция!

— Маттео, мы договорились быть на ты. Это ты устроил тут оранжерею?

— Ну, еще Сюзанна и мессер Софус. Они считают, что подходящие ароматы тоже могут исцелить болезнь.

— Да, это помогло, я чувствую себя такой… счастливой. Хотя и…

Маттео тут же подскочил ко мне и поцеловал культю.

— Я твои руки, герцогиня Люция. Я буду кормить тебя и ухаживать за тобой, пока мессер Софус не найдет возможность исцелить тебя.