— Замечательно…
— Я собирался принести тебе завтрак в постель, но, похоже, имбирный эль сейчас нужнее.
— Ты чудо!
Я сажусь, и комната начинает вращаться у меня перед глазами.
— Оу, тише, девочка.
Мика опускается на корточки и помогает мне встать на ноги. Потом поднимает меня на руки и несет в спальню.
— При других обстоятельствах, — говорю я, — это было бы весьма романтично.
Мика смеется.
— Ловлю тебя на слове.
— Я очень стараюсь не наблевать на тебя.
— Передать не могу, как я тебе благодарен, — с серьезным видом говорит он и складывает руки на груди. — Хочешь сейчас поругаться из-за того, что ты не пойдешь на работу, или сначала выпьешь имбирный эль?
— Ты используешь против меня мою же тактику. Это я Виолетту так спрашиваю: «или — или»…
— Вот видишь! И ты еще говоришь, что я тебя никогда не слушаю.
— Я пойду на работу, — говорю я и пытаюсь встать на ноги, но отключаюсь. Когда через мгновение я снова открываю глаза, лицо Мики находится в дюйме от моего. — Я не пойду на работу, — шепчу я.
— Хороший ответ. Я уже позвонил Аве. Она хочет приехать и побыть медсестрой.
Я издаю громкий стон.
— Может, лучше меня просто добить? Я не выдержу еще и мать. Она думает, что глоток бурбона лечит все болезни.
— Я запру бар на ключ. Тебе что-нибудь нужно?
— Можно мой портфель? — прошу я.
Мике хватает ума не ответить «нет». Он уходит за ним вниз, а я укладываюсь на подушки. У меня слишком много дел, чтобы
Пока Мика ходит за портфелем, я начинаю засыпать. Вернувшись в спальню через несколько минут, он пытается аккуратно поставить портфель на пол, чтобы не потревожить меня, но я тянусь за ним. Оказывается, я переоценила свои силы. Содержимое кожаного портфеля рассыпается по кровати и полу, Мика приседает, чтобы подобрать их.
— Хм… — говорит он, поднимая один из листков. — Что у тебя делает лабораторный анализ?
Листок измят — видимо, вывалился из папки и забился в нижнюю часть портфеля. Мне приходится прищуриться, лишь после этого начинают проступать графы, изображенные на бумаге. Это результаты обследования новорожденного, которые я затребовала в больнице Мерси-Вест-Хейвен, — те, которых не хватало в карточке Дэвиса Бауэра. Они пришли на этой неделе, и, учитывая скромность моих познаний в химии, я, едва взглянув на таблицы, решила, что покажу их Рут потом, после похорон ее матери.
— Это всего лишь обычный анализ, — говорю я.
— Судя по всему, нет, — отвечает Мика. — Тут имеются нарушения кровообращения.
Я забираю бумагу из его рук.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что, — говорит Мика, указывая на приписку вверху страницы, которую я не удосужилась прочитать, — здесь написано: «имеются нарушения кровообращения».
Я просматриваю письмо, адресованное доктору Марлисе Аткинс.
— Это может быть смертельно?
— Понятия не имею.
— Ты врач.
— Я изучаю глаза, а не ферменты.
Я смотрю на него.
— Что ты приготовил на нашу годовщину?
— Я собирался пригласить тебя на ужин, — признается Мика.
— Ну, — предлагаю я, — тогда вместо этого отвези меня к неонатологу.
Когда мы в Америке говорим, что у вас есть право быть судимым независимым судом присяжных, мы говорим не совсем правду. Суд присяжных на самом деле не так случаен, как вы думаете, благодаря тщательной проверке со стороны защиты и обвинения для устранения обоих концов этой палки, людей, которые, скорее всего, проголосуют против интересов наших клиентов. Мы отсеиваем людей, которые считают, что человек виновен, пока не
