доказано обратное, или которые говорят, что видят мертвецов, или тех, кто затаил обиду на всю правовую систему, потому что сами были когда-то арестованы. А еще отсекаем лишних в зависимости от характера самого дела. Если мой клиент является уклонистом, я стараюсь ограничить количество присяжных, служивших в армии. Если мой клиент — наркоман, я против присяжного, который, скажем, потерял члена семьи из-за передозировки. Абсолютно беспристрастных людей не бывает. А моя задача сделать так, чтобы они работали на пользу человеку, которого я представляю.
И хотя я никогда не стала бы разыгрывать расовую карту в суде, о чем несколько месяцев твердила Рут, это вовсе не означает, что я не сделаю ставок до его начала.
Поэтому прежде чем начать допрос кандидатов в присяжные, я отправляюсь в офис своего начальника и говорю ему, что была не права.
— Я чувствую себя немного подавленно, — говорю я Гарри. — И подумала, что мне может понадобиться помощник.
Он берет леденец на палочке из банки на столе.
— У Эда на этой неделе начинается суд по делу о детском сотрясении…
— Я не говорю об Эде. Я имела в виду Говарда.
— Говарда? — Он смотрит на меня, сбитый с толку. — Того парнишку, который до сих пор приносит с собой обеды в коробке?
Говард только недавно выпустился из юридической школы и за несколько месяцев работы в офисе занимался только мелкими делами о домашнем рукоприкладстве и хулиганстве. Я улыбаюсь самым милым образом.
— Да. Знаете, лишняя пара рук никогда не помешает. Побудет у меня посыльным. Ну и опять же, наберется опыта в суде.
Гарри разворачивает леденец и засовывает его в рот.
— Как хочешь, — говорит он, и его зубы смыкаются на палочке.
С этим благословением — или с наибольшим его подобием, на которое я могу рассчитывать, — я возвращаюсь в свою кабинку и заглядываю за стенку, отделяющую меня от Говарда.
— У меня для тебя новости, — говорю я ему. — Ты будешь помощником адвоката в деле Джефферсон. На этой неделе допрос кандидатов в присяжные.
Он поднимает на меня глаза.
— Погоди… Что? Серьезно?
Для новичка, который еще ничем в офисе себя не проявил, это большое дело.
— Мы уходим, — объявляю я и беру куртку, зная, что он последует за мной.
Мне действительно нужна лишняя пара рук.
И еще мне нужно, чтобы эти руки были черными.
Говард семенит рядом, когда мы идем по коридорам суда.
— С судьями ты не разговариваешь, пока я не скажу, — наставляю я. — Никаких эмоций не проявлять, какой бы спектакль Одетт Лоутон ни устроила, — прокуроры делают это, чтобы почувствовать себя Грегори Пеком в «Пересмешнике».
— Кем?
— Господи, неважно… — Я смотрю на него. — Сколько тебе лет?
— Двадцать четыре.
— У меня есть свитера старше тебя, — бормочу я. — Я дам тебе все представленные суду документы, изучишь их дома ночью, а сегодня мне нужно, чтобы ты провел полевые исследования.
— Полевые исследования?
— Да. У тебя же есть машина?
Он кивает.
— А потом, когда мы на самом деле запустим присяжных внутрь, ты станешь моей живой видеокамерой. Ты будешь записывать каждое движение, каждое слово каждого потенциального присяжного в ответ на мои вопросы, чтобы потом мы смогли все проанализировать и выяснить, кто из кандидатов нас подведет. Важно, не кто войдет в жюри — важно, кто
Говард колеблется.
— Правду говорят, что однажды вы предложили судье Тандеру сделать минет?
Я останавливаюсь и, упершись руками в бока, поворачиваюсь к нему:
— Ты еще не знаешь, как почистить кофемашину, но уже знаешь
Говард поправляет очки на носу:
— Я воспользуюсь пятой поправкой.
— Ну, что бы ты ни слышал, это было вырвано из контекста и вызвано влиянием преднизона. А теперь заткнись и постарайся выглядеть старше, чем на двенадцать лет.
