конечной целью являлось создание портативного антиграва.
Как-то потребовалось ему для своей диссертации провести кое-какие исследования в Ржавом лесу. С руководством лаборатории согласовать эти работы не удалось (на тот момент у научников кончились выделенные на год лимиты), и Андрей решил договориться со сталкерами. Своих сбережений у Семакина почти не было. Никто из бродяг не соглашался вести доцента к лесу, тащить часть его громоздкого оборудования на своём горбу и охранять учёного от нападок мутантов, коих там пруд пруди, пока он ставит научные эксперименты. Кому охота рисковать жизнью за копейки? Обычная прогулка недалеко от периметра и то сулила больше барыша, нежели мог предложить Семакин: обыкновенная «горгона» стоила в два раза больше, а этого шлака в предзонье всегда было в достатке.
Я в те славные дни как раз активно осваивал полученные в дар от отца способности, проверял себя на прочность и пытался нащупать предел своих возможностей. А как это сделать, если не ввязываться во всякие авантюры? Правильно, никак. Вот я и согласился провести доцента. Плату с него не взял, да там и брать-то было нечего: они же все чокнутые эти учёные – работают за идею, а не за деньги. Мне его копеек даже на потраченные в ходке патроны не хватило бы. Напротив, я ему ещё отстегнул от своего вознаграждения за три «золотушки» и один «фуфырь» (удачная ходка была, артефакты сами в руки так и прыгали).
Андрей долго отказывался, но я всё-таки убедил его взять деньги. Столько лет прошло, а помню всё, как будто это было вчера. Слегка покачиваясь от принятого внутрь прозрачного, мы стояли тогда на крыльце бара, втягивая в себя влажный после недавнего дождя воздух. С крыши ещё капало в разлившуюся возле крыльца большую лужу. Воодушевлённый успехом удачной экспедиции, захмелевший доцент заплетающимся языком расписывал мне достоинства ещё не изобретённого им прибора:
– Представьте себе, Колдун, возвращаетесь вы из ходки…
– Ты! – я ткнул его пальцем в грудь.
– Что – я? – уставился на меня осоловелыми глазами Семакин. – Что-то не так?
Я мотнул головой, обхватил его шею ладонью и дыхнул перегаром в лицо:
– Мы же договорились ещё там, в лесу: тебе надо говорить мне «ты». Понял? (Семакин кивнул.) Вот и молодец. Давай, продолжай, что ты там плёл насчёт ходки.
– Ну вот, возвращаетесь вы… ты из похода с тяжеленным рюкзаком за спиной, подходишь к торговцу и выкладываешь перед ним артефакты, найденное в Зоне исправное оружие и ненужные тебе патроны. Гора на прилавке всё растёт и растёт, а ты всё продолжаешь вынимать хабар из рюкзака. И знаешь почему? Да потому, что у тебя на поясе висит придуманный мной портативный генератор антигравитационного поля. Я его называю антиграв. Ты будешь первым, у кого он появится.
Я поджал губы, обдумывая его слова, а потом вынул из нагрудного кармана сложенную пополам толстую стопку красных десятирублёвок:
– Держи, наука!
Семакин помотал головой, отступив на шаг назад.
– Я не возьму, – сказал он заплетающимся языком. – Зачем вы… ты это делаешь?
– Затем, что так надо. – Я сунул деньги за отворот рыжего комбинезона ученого. – Бери-бери, на свои опыты потратишь. Считай, что это плата за мой экземпляр этого, как его, антиграва.
Судя по всему, у Семакина с созданием портативного прибора ничего не вышло. Но он, видимо, всё-таки изобрёл некую хрень в этом роде, раз защитил докторскую, заслужил гордое звание профессора и стал заведующим целой лабораторией.
Так что если судьба вас когда-нибудь приведёт в Зону, всегда помогайте учёным. Они люди благодарные, в долгу не останутся. Тот же Семакин – тому пример: он не только сторицей вернул подаренные ему деньги, но и снабдил меня всякими полезными вещицами вроде спецкостюма и модернизированной пушки Гаусса. Да и работать с ним – одно удовольствие, потому и брался я без лишних слов за его халтурки.
В «Касте» было так же оживлённо, как и на улице. Видимо, не я один хотел подлечиться, а заодно и прикупить провизию или боеприпасы в дорогу. Приглушённый гул голосов тонул где-то под закопчённым потолком в облаках табачного дыма. Два потолочных вентилятора лениво молотили лопастями, медленно перемешивая слои сизого тумана. Привычно пахло пивной кислятиной, квашеной капустой и пережаренной картошкой. Из засиженных мухами динамиков тихо лилась ненавязчивая музыка. Помощник бармена, угрюмый рябой сталкер с деревянным протезом вместо правой ноги (говорили, бедолага угодил ею в ямку со «студнем») негромко стучал донышками поднятых из подвала бутылок, расставляя их по нестроганым полкам бара. Сам Бобр кемарил, сидя по ту сторону барной стойки. Время от времени он приоткрывал один глаз, обводил мутным взором посетителей и снова впадал в состояние расслабленной дрёмы.
Я несколько секунд постоял на пороге, привыкая к царившей в «Касте» полутьме. Увидел стоящих за высоким столиком приятелей, кивнул им и направился к бару.
– Здорово, Бобр, давно не виделись! – Я хлопнул ладонью по исцарапанной столешнице барной стойки.
Бармен вскинул голову, уставился на меня вялым взглядом. Давно подмечено: в Зоне просто так прозвища не дают. Нынешнего хозяина «Касты» прозвали Бобром за одутловатое книзу лицо, торчащие над нижней губой передние зубы и чуть скошенные к переносице, близко посаженные глаза.
