капитана.
— Товарищ Сталин попросил вас лично задержаться в Поти! Вылетите через три дня! Пусть вас не ждут! — Капитан пытался перекричать рёв моторов.
Документы у него были в порядке, так что, кивнув своим, я обнял Юру и пошёл за капитаном к эмке. В сопровождении у капитана был броневик, пулемётный Ба-20. Адъютант последовал за нами, сказал, что будет сопровождать на своей машине к штабу флота. Именно там была аппаратура спецсвязи. Хотя вроде в отделе НКВД тоже, но фиг его знает, может, и нет там. Когда мы выезжали с территории аэродрома, самолёт начал взлетать, и капитан воскликнул:
— Никак мотор горит?!
Я повернул голову, чтобы взглянуть в ночную мглу и рассмотреть огонь горевшего двигателя… и всё, темнота, абсолютная темнота. Хотя вроде до её наступления вспыхнула лёгкая боль в затылке. Или мне показалось? Неужели опять?..
Очнулся я как-то сразу, рывком. То есть недолго приходил в себя, как это у меня было после контузии, осматриваясь мутным взглядом. Увидел, как мужчина в белом халате, видимо врач, разгибаясь, убирает резко пахнущий шарик ваты от моего лица. Ага, так вот что заставило меня очнуться, дали понюхать нашатырного спирта. Где я, интересно? В госпитале? В аварию попали? Ничего не помню. Последнее, что припоминается, — в машину садился к людям Берии и выезжал с территории аэродрома. Вроде, когда ворота проезжали с часовым, чем-то меня отвлекли. Точно, так и было. Больше ничего не помню. Хм, а я вообще у наших?
Тут врач, который убирал инструменты и баночки в кожаный саквояж, кому-то что-то сказал, причём на незнакомом мне языке. Предположительно, на польском, пшекал много. А это уже совсем не хорошо.
— Очнулся, значит? — услышал я знакомый голос. Узнал сразу, того капитана баритон был.
Поляк сделал шаг в сторону, и я рассмотрел сидевшего на соседней койке капитана, порученца Сталина. Был он в той же форме, точнее, в командирских галифе, френча не было, нательная рубаха, повреждённая и тронутая огнём, голова забинтована, правая рука в гипсе. Хорошо его потрепало.
В это время я расслышал голоса в коридоре, на немецком. Видимо, был обход в госпитале, и врач давал указания. Тут всё и встало на свои места. Опять выкрали. То бандиты, то теперь вот немцы. Я что, мёдом намазан?!
— Где мы? — слабым голосом спросил я, слегка играя слабость.
— А ты догадайся, — усмехнулся капитан.
— Ты немец, и ты выкрал меня.
— Верно, — даже удивился тот. — Анализируешь неплохо. Что ещё скажешь?
— Думаю, ты агентом у нас был, давним. Пришлось раскрыться, когда меня похищал. Наверняка приказ сверху спустили, доставить во что бы то ни стало.
— Почти угадал. В Союзе я действительно работал больше двадцати лет, в органах. Сначала ЧК, потом ОГПУ и вот НКВД. До майора госбезопасности дослужился. Только выйти из игры пришлось в Крыму, когда я помог нашим войскам взять полуостров. А тут я участвовал в одиночной акции. Пришлось быстро работать, многие из флотских меня в лицо знали, странно, что тот капитан, адъютант командующего флотом, меня не признал. Под самый конец обороны Крыма, то, что я агент немцев, им удалось выяснить. А этот, видимо, новенький. Да особо информацию о моём предательстве и не распространяли. Устроился я в разведотделе вермахта, а тут раз — срочно проводить операцию в Поти, вот меня и выбрали. Город я хорошо знаю, в местном отделе НКВД два года служил, пока на повышение не ушёл. Едва успели тебя с трапа самолёта снять.
— Мы в Польше? Почему не в Крыму? На самолёте вывезли?
— Всё прошло идеально, ваши совсем ушами хлопали. Даже на стрельбу, когда мы адъютанта и охрану его уничтожали, никто сразу не дёрнулся. Потом к самолёту тебя и отправили в Генерал-губернаторство. Тут ты прав, мы в Польше, как ты её называешь. Ну а Крым? Слишком плотный зонтик советских истребителей там был, рисковать не стали, да и приказ имеется доставить как можно быстрее, поэтому сразу отправили по назначению в Рейх. Ушли подальше над Чёрным морем, дозаправились в Румынии, и до Генерал-губернаторства долетели. Вот только случайность произошла. Когда мы посадку совершили для дозаправки, подломилась стойка шасси. В аварии, что странно, единственный, кто не пострадал, — это ты. Лётчики заживо сгорели, когда крыло от трения об бетон полосы загорелось и бензин вспыхнул. Искры были. Вытащили тебя. Приказ был доставить в целости и сохранности. Сутки ты без сознания был. Думал, ударил слишком сильно, ан нет, очнулся.
— Что-то ты больно откровенен, — пробурчал я. — Операцию Отто Скорцени готовил?
— А кто это?
Судя по недоумению явно не играющего немца, тот действительно его не знал. Возможно, я дал маху, и самый известный диверсант Гитлера ещё не известен или никак не проявил себя.
— Да так, чел один… Мы в Варшаве?
