культурного пространства, поначалу не угадываемая даже как искусство вообще, принимаемая за шутку, глупость, благоглупость, идиотизм, насмешку, глумление и прочие проявления бессмысленности и безрассудства подлой человечьей натуры в ее моральном непотребстве, или я не то что-то сказал, Дарья?

ДАРЬЯ: Я не знаю, конечно, Григорий, но современное искусство представляется мне какими-то консервными банками на дне затхлого пруда, искусство сегодня потеряло что-то главное, основное – искренность, заразительность, гуманность, лиричность, присущие великим образцам искусства прошлого, ты не согласен со мной, Евгений?

ЕВГЕНИЙ: Я думаю, Дарья, что ты несправедлива к современному искусству, все те качества, которые ты бесспорно назвала как неотъемлемые качества любого искусства, возможно, проявляются в современных произведениях, выявляясь просто в другом, преображенном виде, на другом уровне, просто надо чуть сместить фокус зрения и избавиться от въевшейся в нас, ставшей почти автоматической, этикетной привычки опознавания принятых знаков искусства в принятых пределах, или я что-то не то сказал, Женя?

ЖЕНЯ: Мне кажется, Евгений, что, принимая определение искусства как установление меняющихся правил во все меняющихся играх, не рискуем ли мы вообще вынести феномен искусства за пределы возможности суждения, отдавая его на произвол любого авантюриста, пожелавшего бы по своей прихоти назначить произведениями искусства любой акт своего жизнепроявления, такие как деторождение, испражнение, убийство либо государственный переворот.

ЗАМЕЧАНИЕ: про государственный переворот это они зря, зря, не к месту, не к месту, а вообще-то это все происходит в наше время, в 80-х годах 20-го столетия, в городе Москве, ну там, понятно, кулис немного, освещение, суфлер, народ разный, но зал, зал маленький.

И еще одно замечание: самое удивительное, что это правда, одна правда, и только правда, сами посудите.

КАБАКОВ: Это все как большая такая помойка, или как вот идешь в сортир, а он уже переполнен, фонтанирует, внаружу выливается, на дорожке по говну шлепаешь, по щиколотку, по колени там, а вот уж и по горлышко.

ЛЕВ СЕМЕНОВИЧ РУБИНШТЕЙН: Ты, Илья, конечно, прав, но зачем уж так драматизировать?

МОНАСТЫРСКИЙ: Я чувствую, что время как бы сошлось в одну точку; уперлось само в себя, какая-то вокруг неясность разлита, какое-то безвременье, ожидание чего-то.

НЕКРАСОВ: Мне кажется, Андрей, ты это, хватанул немножко.

НЕКРАСОВ (ДРУГОЙ): Мне борьба мешала быть поэтомМне стихи мешали быть борцом

ОНЕГИН: Я мало чего во всем этом понимаю, ямб от хорея-то отличу с трудом, но скучно что-то, скучно.

ПРИГОВ: Они все неправы; весь мой жизненный и творческий опыт это доказывает, если бы мне только была предоставлена возможность высказаться в конце самом этого разговора.

РЕМАРКА: кстати, Пригову уже дана была возможность высказаться в самом начале в качестве Автора, тем более, что он, в отличие от всех прочих, будет иметь такую же возможность и в конце в качестве авторского неистребимого Я.

СТАЛИН: Это в каком таком смыслэ все это тут говорится, жаль, что слэдующая за мной буква Т, а то бы еще раз послушал этого, как его, Кабакова, жаль, что нельзя – Отчего же

ТОЛИК КАБАКОВ: Да, да, вы правы, абсолютно правы, а кто это меня спрашивает?

УНИВЕРСАЛЬНЫЙ ГЕНИЙ СТАЛИН: Я, я, тебя, падлэца, спрашиваю!

ФРАЕР КАБАКОВ: А я что? Я ничего, я вот только…

ХАРМС: Эй, вы, гении, не одни здесь.

ЦИТАТА ИЗ ХАРМСА: У Пушкина было три сына и все идиоты, что скажешь, Чапаев?

ЧАПАЕВ: Да чего говорить, блядь, они даже за столом, ебеныть, сидеть не умели, что скажешь, Шлюхер?

ШЛЮХЕР: Да вот, блядь, умора, ебись они в рот, один раз рубанешь – они, суки, разом все и падают, что скажешь, Щуначарский?

ЩУНАЧАРСКИЙ: Хули говорить-то. Первого для простоты звали Ы, второго – Э, третьего – Ю.

Ы: ы-ы-ы-ы

Э: э-э-э-э

Ю: ю-ю-ю-ю

Я: вот видите.

Девяносто третья азбука(напримитивнейшая)

1998Предуведомление

Это даже и не азбука. Вернее, даже только исключительно азбука, и ничего-то больше. То есть, вернее, конечно, не азбука в общепринятом литературно-дидактическом смысле. Она просто пробегание по буквам. Ну, пробегание, конечно, несколько специфичное, но не настолько неординарное, чтобы поражать, отталкивать, или, скажем, привлекать. Это просто так. Так это и надо принимать. Или не принимать.

                 Аааааа.
Вы читаете Москва
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату