убийства, становясь чистым объектом убийства. Но государство не может соотноситься с объектом убийства. Тогда оно, чтобы быть явленным в мире перед фактом убийства, вынуждено объявить кого-то другого субъектом убийства. Объявить субъектом убийства Поэта нельзя, т. к. поставив его субъектом убийства, мы лишаемся языка описания, и все различия объекта и субъекта убийства теряют всякие возможности быть описанными и определенными. Тогда Государство вынуждено объявить субъектом убийства меня, Милицанера. Но в этом случае, помимо явной бессмысленности этого акта как акта реального, Государство лишается возможности реализоваться в этом мире, т. к. я уже убийца и не есть его представитель в этом мире. Реализоваться же в поэте Оно не может по тем же самым причинам, т. е. исчезает язык описания, который дефинирует все эти понятия. Следовательно, Государство противостоит мне как чистая абстракция. Как нирвана. Но этого не может быть, т. к. это не так. Если бы это было так, то вы бы сами, товарищ Гамлет, не задали бы вопрос «убить или не убить?», а спросили бы «что делать?».
ПОЭТ Да, товарищ Милицанер абсолютно прав. Убив себя, вы бы, товарищ Гамлет, в тот же самый момент, как убили себя, стали бы чистой природой, в которой отсутствует язык описания, и тем самым бы уничтожили бы всякую возможность человека человеческого, но узаконили бы человека-камня, человека-дерева.
ГАМЛЕТ Понятно. Я пошел. (Вынимает шпагу.)
МИЛИЦАНЕР Иди, иди. (Вынимает револьвер.)
ПОЭТ Иди, иди. (Вынимает авторучку.)
Что-то крови захотелось Дай, кого-нибудь убью Этот вот, из них красивый Самый первый в их строю Вот его-то и убью Просто так, для пользы дела Искромсаю его тело Память вечная ему Девочка идет смеясь Крови в ней всего три литра Да, всего четыре литра Литров пять там или шесть И от малого укола Может вытечь вся она Девочка! Моя родная! Ради мамы, ради школы, Ради Родины и долга Перед Родиною – долго Жить обязана! Родная Береги-храни себя! Как же так? — В подворотне он ее обидел В смысле – изнасиловал ее Бог все это и сквозь толщу видел Но и не остановил его Почему же? — Потому что если в каждое мгновенье Вмешиваться и вести учет То уж следующего мгновенья Не получится, а будет черт-те что — Вот поэтому. Домик дачный средь участка А над ним с небесных круч — Звезды – и не то чтоб часто Да и то в отсутствье туч А не то чтоб досаждают А проглянутся когда Мать ребенка утешает: Вон, горит твоя звезда Да тебе еще не скоро — Но кто может предсказать? Этот домик, этот сад Возле улицы Садовой Это было, это было Ровно сорок лет назад Или лет немного меньше Только все равно назад Сколько мимо их прошло — Этих лет и этих женщин! Только всех я отменил Из-за справедливой мести — Не жил я на этом месте! Да и вообще не жил! Как мучит нас ненужная природа От дел высоких гонит нас в кровать К делам, которые должны занятьем быть Спецьяльно выделенного народа Вот в Византии евнух – муж и полководец И чистой государственности свет Он прав, не прав – ему позора нет И в чистом сне ему домеку нет Что мучится какой-то детородец Свет зажигается – страшный налет На мирное население Кто налетает? и кто это бьет? Вечером в воскресение? Я налетаю и я это бью Скопище тараканов Громко победные песни пою Воду пускаю из крана Милые, бедные, я же не зверь! Не мериканц во Вьетнаме! Да что поделаешь – это, увы В нас, и вне нас, и над нами Что значит атлет? Что являет он в мир? — Безумье бумаги промасленной! А в древности грек с наготою осмысленной Носил свое тело как носят мундир Лишь ты ему равен, мой милицанер Вы равно осмысленны и узнаваемы И как не оденешь его, например — Тебя не разденешь, хоть и раздеваемый Вот скульптор лепит козла Сам про себя твердя: Я им покажу, блядям Как надо лепить козла Кому он покажет и что Посредством лепного козла Ведь он за гранью добра и зла Тем более глиняный что Нет, мой скульптор, заместо козла Слепи что- нибудь такое Чтоб каждый пришедший: Да – сказал Он нам воистину показал Небесное- неземное После обычного с работы прихода По комнатам ходит он взад-
