Не вижу! — Бедный мой! — Но я не вижу! — Сейчас увидишь! Блестящая Вена, десятые годы И Штраус со скрипкой как змейка поет Эрцгерцога ужас, Валькирий полет Во тьме проступающий лик Тыегоды И Гитлер приходит, и я прихожу Босая, невидящим взглядом гляжу На Восток И Вена блестящая Годы десяяятыеее Штраус поеееет И Вагнер Шенберг Шостакович Ужас Я на большой горе стояла И сердце мне орел клевал И медленно околевал И кудри я его ласкала И свое сердце проклинала: И, мое каменное сердце! Ты разве пища для младенцев Небесных О-о-о! Я шла в октябрьской демонстрацьи Над мною плыли облака В моей груди колокола Звучали, и под жестким настом Размыт был тонким слоем враг И каждый мой невинный шаг Был победой над ним И я шла И враг размыт И враг разбит И враг бежит-бежит- бежит Иду по полыни я по белене Навстречу мне Жуков на белом коне Лицо его словно кипящий алмаз Но не отвожу я невинная глаз Ему говорю: Что твой конь-то рыдает? — Уж больно лицо твое дивно пылает! Отвечает он И твое пылает дивно! – говорю И Твое ослепительно, словно солнце в зените! – говорю И Твое нестерпимо пылает, как свод золотой небес! – говорит он Смотреть невозможноооо! – рыдает конь Вот шагом строевым волчица Проходит зимнею Москвой За нею что-то волочится Как красный на снегу подбой Пред ней бегут все оробелые Я подхожу к ней черно-белая: Иди домой! – говорю А где дом мой? – рычит она Дом твой в доме отца твоего! – говорю я А кто отец мой? – спрашивает Кто отец твой? — Кто отец мой? Тогда я – отец твой! Злая кошка на улицу вышла Огляделася важно и прытко Тут и я выхожу из калитки Она плачет притворно и пышно А и я говорю: Ах ты змей! Да и посохом прямо пред ней Как вдарю А из земли – фонтан черный, как кошка злая на улицу вышедшая, важно и прытко по сторонам оглядывающаяся, а из калитки – ангел белый, а она пред ним плачет притворно и пышно, а он: Ах ты, змей! – да как посохом ударит перед ее носом, а из земли – фонтан черный, вроде кошки злой, что погулять вышла по сторонам оглядываясь притворно и пышно Мне ноги жгли железом красным И разрезали на ремни Но я была как снег прекрасна Морозные стояли дни Я пела голосом Лазо: Япе! Лагол! Осомл! Азо! Япееее Лагооол Осооомл Азооо Уже душа томится счастьем Уже забыла все на свете Пред ней как маленькие дети Резвятся-прыгают несчастья Она их гладит по головке И на меня глядит неловко И говорит Может, усыновим? а? — Конечно, дорогая! одним-двумя больше! вон, их там миллионы резвятся в комнатах наших! а то что-то уж очень ты счастьем затопилась!50 капелек крови в абсорбирующий среде
Как можно заметить, этот опус находится на пересечении стилистик японской хайху, ассоциативной поэзии, традиции афоризмов и поп-артистских и концептуальных текстов.
Правда, в отличие от хайху, всякое указание на конкретный предмет или же переживание сей же час стремится стать простым высказыванием, просто языковым актом.
В отличие от традиции афоризмов автор не следует принципу экономии и дидактической осмысленности, если и не манифестируемой, то предложенной как осмысляющая интенция.
Ассоциативной же поэзии не соответствует столь жесткая предумышленность, почти каноническая форма (3–4 строки), с назойливо повторяющейся присказкой о капельке крови.
От поп и соц-арта, а также концептуальных текстов эти отличает стремление апеллировать к какому-никакому реальному визуальному и эмоциональному опыту, а также к прямому поэтическому жесту.
В общем, всего понемножку, и ничего, к сожалению, в целом.
Морозный узор на стекле Капелька крови на пальце мальчика, одетого в изящный лейб-гвардейский морской мундир Робкий первоклассник у черной доски: Мама мыла раму Слезами Маленькие свастики на брачной
