– Я лучше пойду внутрь, – быстро сказал Малкольм, – а не то он меня увидит. Вам-то он ничего сделать не посмеет. Мы уберемся отсюда, как только сможем.
– Об этом не волнуйся, сынок, – сказал хозяин дробовика. – Как тебя звать-то?
– Ричард, – не сразу вспомнил Малкольм. – А сестру мою зовут Сандра. А малышку – Элли.
– Ступай внутрь и не маячь тут. Я с ним сам разберусь.
– Спасибо, – сказал Малкольм и проскользнул в дом.
Мужчина вошел вслед за ним и, направившись в комнату сразу за холлом, вынул из шкафа дробовик.
– Будьте осторожны, – сказал ему Малкольм. – Он может быть опасен.
– Если кто тут и опасен, так это я.
И он нетвердой походкой вышел вон. Малкольм огляделся по сторонам. Холл был отделан лепниной; кругом стояли шкафы из ценного дерева, украшенные черепаховыми пластинами и золотом, и мраморные статуи. Огромный камин, правда, треснул, и в очаге было пусто. Должно быть, Элис нашла огонь где-то еще.
Не решаясь позвать ее, Малкольм кинулся из комнаты в комнату, прислушиваясь и ожидая с минуты на минуту услышать звук выстрела. Но снаружи было тихо – только ветер выл, да ревела вода.
Элис он нашел на кухне. В чугунной плите полыхал огонь, а переодетая Лира гордо восседала в центре большого соснового стола.
– Ну, что он тебе сказал? – требовательно спросила Элис.
– Сказал, что мы можем остаться и сделать все, что нам нужно. У него есть дробовик, и он собирается защищать дом от Боннвиля.
– Так он направляется сюда? Это он был в той лодке?
– Да.
Когда Малкольм вошел на кухню, вода в кастрюльке уже кипела. Элис сняла ее с огня, чтобы остудить. Малкольм подобрал печенье, вывалившееся у Лиры из ручки, и снова вручил ей. Девочка благодарно закурлыкала.
– Если она роняет печенье, ты должен ей показать, куда оно упало, – объяснил он Пантелеймону, который тут же превратился в крошку-галаго и уставился на него огромными глазами, неподвижный и тихий.
– Ты только погляди на Пана, – сказал Малкольм Элис.
Та поглядела, но совершенно не заинтересовалась.
– Вот откуда он знает, как стать таким? – настаивал Малкольм. – Он ведь в жизни таких зверюшек не видел… да я и сам впервые вижу! Ну как ему удается…
– Что мы будем делать, если Боннвиль все-таки прорвется внутрь? – перебила его Элис.
Голос ее был резким и почему-то очень высоким.
– Прятаться. Потом выбираться отсюда и бежать.
На лице Элис ясно отразилось, что она по этому поводу думает.
– Погляди, что там происходит, – велела она. – И смотри, чтобы он тебя не увидел.
Малкольм вышел из кухни и на цыпочках прокрался по коридору в холл. Спрятавшись в тени за дверью, он изо всех сил прислушался, но ничего не услышал, и тогда осторожно выглянул. В холле было пусто. Что дальше?
Ни единого звука – только вода и ветер. Никаких голосов и уж точно никаких выстрелов. Может, они там у самой воды разговаривают, решил Малкольм и, распластавшись по стенке, двинулся к высокому окну.
Но Аста в облике мотылька добралась туда первой. Малкольма окатило волной ужаса, когда она увидела что-то снаружи и свалилась со шторы ему прямо в ладонь.
Человек из дома лежал на траве рядом с яликом Боннвиля, его голова и руки были в воде, и он не шевелился. Самого Боннвиля нигде не было видно. Как и ружья.
Испуганный Малкольм приник к окну и вгляделся в сумерки. Никакого движения, только ялик подскакивает на волнах, привязанный к палке, которую Боннвиль воткнул в мягкую почву лужайки… да тело мужчины колышется на воде. Света было слишком мало, чтобы что-то разглядеть, но Малкольму показалось, что он видит алую струйку, бегущую от его горла. Мальчик не мог оторваться от стекла, стараясь различить кусты, где была спрятана «Прекрасная дикарка». Кажется, кусты пока никто не потревожил.
Из какого шкафа хозяин доставал ружье? Скорее, в ту комнату на другой стороне холла!
Впрочем, Малкольм все равно не знал, как заряжать и стрелять. А, может…
Он стремглав помчался на кухню. Элис как раз переливала молоко в бутылочку для Лиры.
– Тихо! Боннвиль убил того человека и забрал его ружье. И я его теперь нигде не вижу.
– Какое еще ружье?