– Будем надеяться, – буркнул Лёвгрен.
Корам сделал еще глоток золотого вина и откинулся в кресле с весьма довольным видом. Алетиометр, сколь бы очарователен он ни был, не слишком его заинтересовал, а поставленный перед профессором вопрос носил в целом риторический характер: цыгане прекрасно могли ответить на него сами – и на самом деле давно ответили. Нет, Корам преследовал какие-то иные цели и сейчас обдумывал, как бы ему похитрее перевести разговор на новую тему.
– У вас, наверное, бывает много гостей, – молвил он, помолчав.
– Ну, не знаю, – отозвался профессор. – Не больше, чем в других университетах. Конечно, у нас есть несколько интересных разработок… и бывает, что специалисты приезжают к нам из самых дальних краев. Впрочем, не только специалисты.
– Еще и путешественники…
– Да, среди прочих. По дороге в Арктику.
– Интересно, не встречался ли вам некий лорд Азриэл? Он друг моего народа и видный исследователь этой части света.
– О, он приезжал к нам, но довольно давно. Я слыхал… – тут профессор ненадолго замялся, но потом общительность все же взяла верх над сдержанностью. – Хотя вообще-то я не прислушиваюсь к сплетням, сами понимаете…
– Ну, разумеется, я тоже, – заверил его Корам. – Но ведь иногда все равно невольно да услышишь…
– Невольно! – ввернул Лёвгрен. – Отлично. Именно это слово.
– Так вот, я случайно услышал весьма примечательную историю про лорда Азриэла, и совсем недавно, – сдался Халлгримссон. – Если вы прибыли к нам с севера, она, возможно, еще не достигла ваших ушей. Похоже, что лорд Азриэл замешан в деле об убийстве.
– Об убийстве?
– Женщина, которая была замужем за другим мужчиной, родила ему ребенка. А лорд Азриэл убил ее мужа.
– Господи помилуй! – воскликнул Корам, прекрасно знакомый с этой историей. – Как же так вышло?
Он внимательно выслушал версию событий, изложенную профессором (не слишком отличавшуюся от его собственной), ожидая возможности направить разговор в нужное ему русло.
– А что же случилось с ребенком? – спросил он. – Полагаю, ребенок остался с матерью?
– Нет. Думаю, суд передал его на попечение третьих лиц… на какое-то время, по крайней мере. Мать – женщина изумительной красоты, но, скажем так, не из тех, в ком родительская любовь горит ярким пламенем.
– Вы так говорите, будто знакомы с ней.
– Да, мы встречались, – сказал Халлгримссон, и если бы Кораму нужно было описать его в двух словах, он бы сказал, что профессор гордо пригладил перышки. – Мы как-то ужинали вместе. Она была у нас в гостях всего месяц назад.
– Неужели? Она тоже направлялась куда-то с экспедицией?
– Нет, она приезжала проконсультироваться с Акселем. Миссис Колтер сама выдающийся ученый.
Ага, вот и удачный момент.
– Так она приезжала посоветоваться с вами, сэр? – повернулся Корам к физику.
Лёвгрен улыбнулся. Корам заметил, что его впалые щеки окрасил легкий румянец.
– Я всегда думал, что мой старый друг неуязвим для чар прекрасного пола, – заметил Халлгримссон. – В прежние времена, мистер Корам, он бы едва заметил, что наша гостья – дама, но стрела Купидона наконец-то пробила и эту броню.
– Я нисколько не виню вас, сэр, – сказал Корам Лёвгрену. – Что до меня, я всегда находил могучий разум весьма привлекательной женской чертой. По какому же поводу ей понадобился ваш совет, разрешите спросить?
– Вы из него ничего не вытянете, – сказал Халлгримссон. – Я уже пытался. Впору уж думать, что он подписал договор о неразглашении.
– Потому что ты все равно бы все вышутил, старый клоун, – отрезал Лёвгрен. – Она приезжала, чтобы спросить о поле Русакова. Вам известно, что это такое?
– Нет, сэр. А что это?
– Вы знаете, что такое поле в натурфилософии?
– Имею смутное представление. Область, в которой действуют некие силы, так?
– Пусть будет так. Но это поле не похоже ни на какие прочие, известные нам. Его открыл русский, московит Русаков. Он изучал тайну сознания – человеческого сознания, разумеется. Почему нечто настолько материальное, как наш с вами организм, включая, само собой, и мозг, способно порождать такую незримую, неосязаемую вещь, как
